Звезды Тянь-Шань
Шрифт:
— Подожди, подожди, — выкрикнул Эдик. — О каких инопланетянах говоришь ты, мой брат? Более того, по какому праву ты говоришь их именем? Что, они глупее нас, что ли?
— Я говорю о контакте. Вон, — показал я на птицу, — найди общий язык хотя бы с этим «инопланетянином» или с этой елью.
— Не пойму, куда ты клонишь? — задумался он.
— Всякий из нас имеет дело только со своим собственным Сознанием. Какие бы черты ни приписывал он другому, это другое будет его собственное. Но… со временем Сознание рождает в себе и сливается с интеллектом.
— Вот дает! — крякнул Абдыбай. — Но что дальше?
Я шутя провел жестом, словно погладил бородку как аксакал и сказал:
— Вопрос первый: как вынуть Сознание из этого пошлого чудовища? Вопрос второй: как способствовать тому, что окажется за пределами интеллекта? Вопрос третий: что делать с интеллектом?
— Ты что, интеллектом решил убрать интеллект? — пошутил Эдик.
— А теперь пора вспомнить о состояниях вашего Сознания, когда я таскал вас на плечах. А также на другой день. Вспомним о переживаниях Батыра. Был ли у вас там ум?
— Нет, — ответил Эдик. — Это неописуемо. Время словно исчезло, а мир разросся до…
— До того, что не было ни одной частички, которая не присутствовала тут же. И это в тоже самое время, когда пространство заполнилось беспредельностью, — закончил за него я.
— Да, — сказал Эдик. — Это-то и странно, что я был сразу везде, а чувства описать нельзя. Что это?
— Если использовать термины индусов, то ты испытал Самадхи. А точнее, ощутил состояние Атман. Это же испытал Батыр. Но он прошел два вида Самадхи, — ответил я. — Поэтому его ощущения были насыщеннее. Он ударился о скалу смерти, сначала. От этого Сознание стало делать сброс. Сброс всего наслоившегося, развитого у него шел во внутреннем и внешнем мире.
— С определенного возраста жизнь срастается с интеллектуальными понятиями и правилами. При сбросе этого органа жизнь кажется незначительной, отдаленной и ничтожной. При сбросе мира осязания ощущается полет. При сбросе мира слуха ощущается слышание всего Космоса сразу…
— Почему ты сказал: «Мира осязания»? — остановил меня Абдыбай.
— В клубке Сознания человека тесно переплелись миры. Посмотри на тот камень. Сколько он весит?
— Около тридцати, — ответил Абдыбай.
— Но разве зрением можно определить вес? — засмеялся я. — Твой ответ шел от мира осязания и от мира зрения. Глаза видят только форму и цвет. В них нет веса. Осязание ощущает массу. Оно не видит формы…
— Подожди, подожди, — прервал меня Эдик. — Вот я закрыл глаза и щупаю предмет. Я могу рассказать его форму.
— Здесь все равно опыт зрения, но в прошлом, — невозмутимо продолжал я. — Итак, вернемся к Сознанию. Предположим, что оно не развернуло еще себя полностью. Значит в нем есть новое, неожиданное, потрясающее.
— Почему? — удивился Эдик.
— Какое оно новое, — толкнул его в плечо Абдыбай, — если «ожидаемое» и «обычное»?! Но почему эта новизна такая потрясающая? — обратился он ко мне.
— Из-за внеконкурентности. Это состояние и есть все Сознание. Батыр ощутил ярчайшее Самадхи из-за катастрофичности ситуации. Сознание, которое «вынуло» себя из… себя, но в последующих своих движениях ощущает непосредственную свою Сущность. Свойство интеллекта увязывать, то есть совершать определение одного другим, сбрасывается вместе с интеллектом. Отсюда, нет опоры для определения состояний Самадхи.
— Но там было еще…, - начал Эдик, но я его прервал:
— Отсутствие времени! Ощущение времени — это свойство Сознания в его линейном движении…
— По-моему, время объективно, — вставил реплику Абдыбай.
— Что ты можешь воспринять такого, чего нет в свойстве твоего Сознания?! — пошел я в атаку. — Допусти, что ты смотришь через окошко. Видишь ли ты то, что у тебя над головой или сзади дома?
— Я могу выйти и посмотреть, — ответил он.
— Ну вот и договорились! Сознание должно выйти из прежних своих свойств и «посмотреть». Будет ли то же самое за домом, что ты видишь в окне?
— Маловероятно, — ответил за Абдыбая Эдик.
— Так вот, в прежнем Сознании присутствует, прежде всего, линейность: эволюция, прогресс, высшее, сила, победа, доказательство, логичность и все остальное. Но ему присуще и изменение. Это дает ощущение времени. Останови процесс! Прекрати изменение и ты получишь пребывание вне времени. Это тут же отметится блаженством и неописуемым кайфом.
— Почему!? Да ты прав, — восхитился полученным переживанием Эдик.
— Сознание развертывалось до того непрерывно и наплодило одно и то же, но много и в разных «лицах». Представим, что Абдыбай стал шахом. Много шансов у нас будет общаться с ним, когда на его плечи свалятся заботы страны?
— Вас я приму, — хихикнул Абдыбай.
— Вот видишь, так и Сознание «может быть примет», а может быть — нет. Стучатся в его двери все большее и большее число претендентов, а оно точечное: «тут и теперь».
— Так гаснут эмоции, — продолжил я, — то есть интенсивность и глубина проникновения в сущность каждого «посетителя». Эмоции гаснут, но вдруг толпу эту разогнали. Шах подойдет к окну и увидит, что там розы плывут в солнечном океане, что небо прикрыло их шелком своей голубизны… В Самадхи происходит подобное. Но я его разделяю на несколько типов…
— Откуда ты все это знаешь? Я раньше не замечал в тебе такого, — прервал Эдик.
Я засмеялся и он понял нелепость своего вопроса.
— Да, — сказал я, — если к вам подойти когда вы вошли в Самадхи, то никто бы ничего не заметил, Просто сидят два парня. И все же, проверяется все. Слепому не обмануть зрячего.
Мы не часто делали остановки. Батыр обещал, что уже завтра мы придем к дунганам. Еды хватало, а ночлег прекрасен под огромной елью не ее пушистых «лапах». Ночи в горах особые. Мягкий вечер сменяется к утру сильной прохладой. Зато звезды начищенные, как на праздник.