Звезды в моих руках
Шрифт:
– В общем, из-за фотографии на корпоративе, где была я с деловыми партнерами, в том числе и Петром Васильевичем, твой папа заподозрил неладное. Он увидел сходство между Петром и тобой. Когда он спросил, чей ты ребенок, я не смогла соврать. Знаю, я должна была попытаться, чтобы спасти семью, но на самом деле, Аля, семьи уже давно нет. Мы с отцом мало что делаем вместе. Улыбаться на камеру или изображать заботливых родителей на школьных собраниях еще можно научиться, но нельзя быть счастливым, когда жизнь летит в пропасть. Я хочу быть счастливой, Аля.
– А
Мама прикрывает глаза, а когда открывает их, ее голос становится холодным, а слова звучат как заученные:
– Я хочу развестись с твоим папой, но это будет сложно.
– Почему? Из-за бюрократии?
– Нет… – она волнуется, впивается пальцами в руль автомобиля.
– Мам… скажи уже? – смотрю на нее и чувствую, как сердце вот-вот оборвется.
– Я хочу съехаться с Пет… Петром Васильевичем и начать все заново. Для этого понадобится время, а тебе лучше не видеть, как мы с твоим папой будем постоянно ссориться. Но это же ничего, правда, Аля? Ты ведь сможешь потерпеть годик?
Глава 12. Жора
Свобода заканчивается в понедельник. Мать выписывают, я забираю ее из больницы. Мы идем домой пешком, потому что ей рекомендовали прогулки на свежем воздухе, хотя называть свежим воздух в нашем городе – лицемерие.
Я веду мать под руку. Прохожие видят нас, улыбающуюся маму, и улыбаются в ответ. Все, как положено: идеальная мама, сопровождаемая идеальным сыном. Ей нравится примерять на себя роли, которые можно скинуть через пятнадцать минут без всяких обязательств.
– Ты набрался сил? – спрашивает мама. Киваю. – Хорошо. Потому что мне они понадобятся.
Она уже не скрывает, что питается моими нервами. Во всех этих книжках про вампирскую любовь пишут, как это круто, когда вампир ухлёстывает за человеком. Романтика, любовь до гроба лежат на поверхности, под ними же скрывается несчастный человек, вынужденный коротать день за днем под бдительным контролем вампира. Ни в одной подобной сказке не говорится, что пара вампиров может жить счастливо. Каждому из них нужен кто-то обычный, чтобы они могли за его счет скрывать собственные комплексы. Знай поклонники подобных историй, как на самом деле живется рядом с энергетическим вампиром, они бы сожгли все эти однотипные томики.
– Тебе нужно встретиться с моим врачом, – говорит мать. – Он хотел проконсультировать тебя, но вы разминулись.
– Зачем мне его консультация?
– Я так сказала, разве не ясно? – она притворно хохочет, будто я пошутил.
Змея. Надеюсь, он даст мне противоядие, и оно избавит меня от тебя.
– Как дела в школе, Жора? Ты исправил свою двойку?
– Неделя только началась.
Мать хмурится, ее взгляд становится агрессивным. Еще одно возражение, и она меня размажет. Уничтожит, как букашку.
– Чтобы на днях исправил. У меня нет времени следить, как ты делаешь уроки или проверять дневник. Если твоя учительница еще раз позвонит мне и скажет про новую двойку, я заставлю свою секретаршу следить за тобой. Тебе это не понравится, молодой человек.
Так и тянет сказать ей, что у нее полно времени на слежку за мной и пьяные выходки. Вместо этого я киваю, улыбаюсь и продолжаю изображать счастливого сына.
* * *
На следующий день я отхватываю кусочек свободы. Тренировок нет, мать задерживается на работе, а я могу заниматься своими делами. На уборку и приготовление ужина много времени не нужно. За годы рабства я приноровился прятать грязь.
Выхожу на балкон, сажусь в кресло-качалку и читаю классику. Задания по литературе невыносимо скучные, от математики хотя бы скулы не сводит. Просыпаюсь от запаха табака, щекочущего ноздри. Потираю глаза, убираю книгу.
– С добрым утром, – говорит Вася, махнув в знак приветствия. – Вижу, Достоевского читаешь? Не поздновато ли?
Я и забыл про него. Наш сосед с огромной плазмой и пустой квартирой. Стоит по пояс голый, в пушистых тапках на босу ногу и в темно-зеленых штанах в коричнево-желтую клетку. Какая безвкусица. Какое ему дело до того, что я читаю?
– Экзамены скоро, – говорю, – освежаю в памяти.
– Кому ты брешешь? Я видел, как ты заснул. Спорим, что ты ее даже не прочитал?
– Твоя проницательность бесит, – я говорю вслух то, что думаю. Может, мне удастся избавиться от навязанного общения? Он помог мне выбраться с закрытого балкона, но это не делает нас лучшими друзьями.
– И че? – смеется Вася. – Стыдно стало что ль?
– Нет. Просто эта концепция устарела, – мне становится легко. В школе и с матерью я не высказываю своих мыслей. Проще адаптироваться и подмазываться так, чтобы никто не знал, какой ты на самом деле. С Алей… с ней все сложно. Ей я еще не врал, но не знаю, что будет, когда у нас завяжутся отношения. А с этим чуваком с голым торсом, торчащим на балконе, когда на улице плюс пять, все как-то просто. Будто так и должно быть.
– Какая?
– Типа вот Раскольников убил людей и такой весь раскаивается. В современном мире постоянно кто-то кого-то мочит. Вон, почитай новости: то на бытовой почве, то из-за бухла, то еще че. В убийстве уже давно нет ничего удивительного. Во времена Достоевского такое читали, трясясь под одеялом, в наше время можно нагуглить фотки с мест преступлений с самых разных ракурсов, и не почувствовать ничего. К тому же почему-то все забывают, что Достоевский писал за деньги, которые проигрывал в азартные игры. Почему я вообще должен тратить время на эту книгу?
Я замолкаю. От длительного монолога собственный голос звенит в ушах. Охренеть, никогда так много не говорил. Вася тушит сигарету и ухмыляется.
– Если твоя училка по литре узнает твое мнение, она засунет его тебе в жопу и поставит два.
– Поэтому я ей ничего не скажу. Напишу сочинение из общеизвестных фактов и псевдоанализа. Ноль творчества или вольнодумства. Другого от нас в школе и не ждут, – хмыкаю я.
– Интересно базаришь, – Вася чешет подбородок с пробивающейся щетиной. – Ты прям бунтарь. Смотрел фильм «Footlose»?