Звёзды вовне
Шрифт:
Летняя ночь
Тишина пространство свистом полнит.
Блеск ножа в кошачьих кроется глазах.
Ночь. Как много ночи! Небеса безмолвны.
Звёзды в пеленах.
Время шире, шире… Тысячу пробило
Сердце. Взор, как встречей, затенён росой.
Чёрных слуг поверг фонарь, играя силой,
На настил причала плетью золотой.
Струи
Льют прохладу с губ, обняв за плечи сад.
Зла зелёный мрак. Огней и страхов тленье.
В чёрной пене ночи закипает клад.
И с голодным стоном глядя вверх на небо,
Позолотой глаз светясь до облаков,
Испаряет город клубы камня с гневом
С тёмных башен, стен и куполов.
Есть «канонический» перевод Леи Гольдберг. См., например,
Г о л о с
Торговую площадь притихшую ночь
Заслонила стеклом закопчённым,
И ушли небеса со свечой своей прочь,
Этот город сменив
На другой, освещённый.
Речи звук на дороге пустынной затих.
Ухом ловишь ты, как откровенье,
Всё величие слов, что без слышащих их,
Без ответа остались и мненья.
Не узнать – так сильны и блестящи во тьме,
Так красивы в свободном звучанье.
Твоё сердце,
Прижатое в бегстве к стене,
Вспомнит их ледяное сиянье.
Буря прошла здесь перед рассветом
Базар, утихнув, встал,
Шатаясь, чуть живой,
Из перевёрнутых телег и сена клочьев.
И вновь внутри часов на башне городской
Последние
Пошли минуты ночи.
Вся улица
Дождём благоухает,
В глазах у статуи вода не высыхает,
И дышит
Дерево
Ещё в огне цветенья
Громов
И ветра вдохновеньем.
Есть «канонический» перевод Леи Гольдберг. См., например,
Лея Гольдберг «Рассвет после бури» на сайте
http://www.laidinen.ru/women.php?part=1766&letter=%C3&code=4694
Девочка, пасущая гусей
Шум смолкнул. Тишины щемящей миг. И снова запевает
В ночи идущую от сердца песнь бескрайних
И на бульварах сумрачных осенний ветер раздувает
Багряно-золотой костёр…
Дом пуст был. Свет свечи мигал на потолке и стенах тёмных.
А на картинке в книжке, усыпившей сладким сном детей,
Над пропастью, могуч и одинок, мычал козёл огромный…
Но меж листами улыбалась мне пасущая гусей.
Письмо
Глаза Твои, как день, вмиг целый мир вбирают.
Смотри, мой Бог,
Я прям душой:
Когда паслось светило на воде, играя,
Я с близнецом родился пред Тобой.
Стемнело. Зеркала неразличимы.
Ты погасил лампады, окна скрыл за тьмой,
Ибо во мне он умер, тот, Тобой любимый,
Единственный, и я тому виной.
Я в поле бил его, мой Бог, - не мог иначе,
От матери из дома вытащил – продать,
Сорвал с него рубашку, ждал, когда заплачет,
Он, связан, улыбался, продолжал молчать.
Я знал, Тебе с рожденья
Он всегда казался
Единственным из всех и лучшим. Потому
Над ложем мук его, как нянька, я склонялся,
Наигрывал мелодии ему.
И, когда ночь Твоя явилась неотвратно,
И чуждый глас её ко мне во мгле воззвал,
Я от неё бежал в пески, туда, где брат мой,
Без исповеди, без воды оставлен, умирал.
Душа моя в Тебе найти забвенье хочет.
Ты мне, как грустный лес, могучий и густой.
О, если б видел Ты, как до рассвета ночью
Стучал я в дверь Твою: "Позволь мне быть с Тобой!"
О, видел бы, как дни роскошные мои
Медведем в пляску шли на рынках ради хлеба!
К ногам их пали бы привратники Твои,
Когда б я их привёл к Тебе на небо.
Ну что же, я готов к дороге увяданья.
Прохладный воздух так приятен там.
Земле моей скажу:
"Не забывай касанья,
Я – та рука, что тянется к твоим цветам."
Груз одиночества я был снести не в силах
И в шуме стран чужих приют лишь смог найти.
Прости же мне стихов неловкость и прими их,
Прости мне смех нехитрый, строго не суди.
К большому дереву душа придёт, хромая.
Котомку сняв, падёт среди корней сухих.
Сегодня написать Тебе хотел письмо я,
Но треснуло перо, пронзив до сердца стих.