Звирьмариллион
Шрифт:
– Заткнись ты со своими остротами, - оборвал Тулкаса Ауле, лучше других понимавший сердца трудового народа.
– Дай хоть подумать, перед тем как отбирать, может, и сам отдаст.
И тогда Феанор с горечью заговорил:
– Срок дали, стакана не налили, заточку отобрали - а теперь и последнюю радость вам отдай!
– он рванул на груди фуфайку и залился слезами.
– Всё, всё что нажито честным трудом, я жить не буду! Мелькор, падла, правду говорил - гады все вы, один другого стоит.
Мандос ответил: "Ты сказал", и занёс речь Феанора в протокол, чтобы потом добавить срок. А Ниенна встала, поднялась на холм и так зарыдала, что потоки слёз смыли с холма грязь и мусор, а в низинах произошли небольшие наводнения. Она оплакивала всё происшедшее, но когда её грустная песня подошла к концу, и Ниенна начала
И тогда Феанор встал и, воздев перед Манве руки, проклял Мелькора и назвал его Морготом. Потом он вновь воздел руки и проклял тот час, когда его привели на пир. Феанор был в запале, и хотел заодно проклясть чего-нибудь ещё, но воздетые руки устали, и остальные проклятия пришлось пока что отложить.
Тем временем Моргот и Унголиант пришли к развалинам Ангбанда, и таким образом мудрое предвидение Манве сбылось - он только со временем не подгадал, а так всё было верно. Началась дележка добычи, и тут-то Моргот и понял, какого дурака свалял, пообещав подельщице "всё, что хочешь". Осыпая его потоками оскорблений, она выманила себе почти всю добычу, но когда дело дошло до сильмарилей, Моргот упёрся. Слово за слово, дело дошло до рукоприкладства, и последовал неизбежный сюжет схватки двух злодеев. Конечно, схватка лисы Алисы и кота Базилио в фильме про Буратино гораздо менее грандиозна, но общий стиль был похож. В критический момент Моргот закричал, на крик сбежались бичи Барлоги во главе с бомжом Сауроном, и все вместе они всё же убедили подругу в том, что она неправа. Пристыженная Унголиант вернулась к себе на юга и там вскоре умерла в голоде и нищете. Моргот же восстановил Ангбанд, возвел трёхглавую гору Тангородрим и привёл в порядок распустившихся за время его отсидки приспешников и слуг, как-то: демонов, зверей, орков-мутантов и так далее. Там же он выковал себе корону и вправил туда все три сильмариля, но, поскольку при работе не соблюдал технику безопасности, то получил лучевые ожоги рук и страдал от болей всю оставшуюся жизнь.
Когда стало известно, что Моргота уже не поймать, началась в Валиноре грусть. Траур был организован образцово: валар засели в своём дворце, вокруг дворца плакали майяр и ваньяр, нольдорцы плакали в городе, Ниенна всё ещё страдала на холме, лишь плач телери слышался со всех сторон - как всегда без царя в голове, они так и не выбрали себе для грусти постоянного места.
БЕГСТВО НОЛЬДОРА
Сказал бог: "Прокляну!"
И проклял...
Неожиданно в городе появился Феанор и призвал всех прийти к дому короля. Конечно, валар могли бы это пресечь, тем более что срок у него ещё не кончился, и формальный повод для ареста имелся, но времена были уже не те, и поэтому митинг был начат быстро и без помех.
Свирепыми и ужасными были его слова, полными ярости и гордыни. Слушая их, нольдорцы в возбуждении своём дошли до безумия, и каждую фразу встречали восторженным ревом, в котором смешивалось: "Да здравствует наш дорогой вождь и учитель товарищ Феанор", "Хайль" и "Нех жие!".
– Так называемые валары, - надсаживался он в мегафон, довели страну до развала! (Аплодисменты). Их преступная беспечность по вопросам обороны лишила жизни моего отца, имущества меня, лишила света весь мир. (Аплодисменты, крики: "Долой", скандирование: "Моргот, Манд`ос - едино пёс"). Но они не смогли лишить нольдор самого главного - они не смогли лишить вас великого короля, которым теперь по праву буду я! (Аплодисменты, переходящие в овацию. Все, кто ещё не стоят, встают. Выкрики: "Три года упорного труда и десять тысяч лет великого счастья!", "Планы Феанора - планы народа!", "Чем больше мы будем работать, тем больше мы будем есть!"). Поэтому я говорю - месть Морготу, и презрение его родичам. Нас ждут новые жизненные пространства на востоке, на которых валар хотят поселить какую-то неполноценную расу смертных. (Шум, отдельные голоса: "Предательство", "А как же мы?"). Не знаю, какие планы были у валар, а мы, эльфы, по своей врождённой доброте и благородству даже для неполноценной смертной расы сумеем обеспечить полноценную жизнь и смерть в специально отведённых местах. А Моргота я уже один раз вынес на пинках, а теперь и вовсе убью. Во славу Илюватара!!! (Гром рукоплесканий, в котором еле слышно скандирование: "Эру, Нольдорцы, Фе-а-нор!").
И под красными знамёнами произнёс Феанор ужасную клятву, и его сыновья клялись вместе с ним. Поклялись они ненавидеть и преследовать любое существо, которое завладеет сильмарилями, без различия политической и расовой принадлежности.
Против Феанора попытался выступить Фингольфин, которому исполнение королевских обязанностей ещё не наскучило. Он попробовал призвать нольдор не делать глупостей, справедливо полагая, что, оставшись здесь, при помощи валар ещё можно будет каким-нибудь образом убрать Феанора со сцены, а в Средиземье, где опора только на собственные силы, скорее всего Феанор уберёт его самого. Но эта попытка успеха не имела, и Фингольфину с сыном чуть было не намяли бока, приговаривая, что из Фингольфина очень даже просто может получиться Фингалфин. Благоразумный Финарфин после этого посоветовал утихнуть и действовать пока негласно. Сам он и вовсе не выступал, памятуя, что Фонарьфин Фингалфина немногим лучше. Однако его дочь Галадриэль, хоть и не клялась ни в чем, тоже была за исход - ей уже виделось своё собственное королевство, ну в крайнем случае герцогство на новых землях. Это внесло ещё больший раскол в многочисленную родню, и в конце концов Феанор склонил нольдорцев к походу.
Валар хранили молчание: Манве решил, что удерживать их себе дороже, а для эстетики и дизайна тронов вполне хватало и ваньяр.
Однако к началу переселения агенты Фингольфина успели провести немалую работу, и поэтому движение начали две отдельные группы - одна поддерживала Феанора, а другая состояла из партии Фингольфина-Финарфина.
Впрочем, ушёл всё же не весь нольдор. Процентов десять отказались, причём все как один исключительно из любви к Валинору, а не из страха перед опасностями.
Когда Феанор вышел из ворот города, прибежал наконец-то посланец Манве и сказал речь в том смысле, что валар, конечно, никого не хотят запугивать, но, тем не менее, уходить настойчиво не рекомендуют. Тем более что Мелькор - он, конечно, не валар, потому что сволочь, но в остальном точь-в-точь такой же, и бороться с ним будет немножко сложно.
Но Феанор ответил набором лозунгов про всё те же годы упорного труда и века великого счастья. И добавил:
– Скажи этому Манве, что если Феанор Моргота и не свергнет, он хоть не будет праздно сидеть в печали, а будет воевать до последней капли крови своего народа. Вы меня ещё не знаете! Вы меня знаете с хорошей стороны, но вы меня узнаете и с плохой стороны. Придут валар ко мне проситься, я их на порог не пущу!
Ошарашенный такой наглостью, посол Манве сделал шаг назад, споткнулся и упал. Нольдорцы решили, что это раболепный поклон и окончательно поверили в Феанора. А позади плелись фингольфинцы, и среди них не было такого обожания вождя, потому что с одной стороны его братья всячески интриговали против похода, а с другой стороны молодые и честолюбивые сыновья пытались часть народного энтузиазма направить на себя.
Добравшись до побережья, Феанор попытался склонить на свою сторону телери, надеясь убить таким образом двух зайцев приобрести корабли и ослабить Валинор. Телери оказались в сложном положении - спереди Феанор с войском, а сзади валары с могуществом. Несчастные телери растерялись и не придумали ничего лучшего, чем взяться уговаривать Феанора "не делать этого" чего "этого", они и сами не очень понимали. Но нормально разговаривать с Феанором было уже бесполезно и опасно, как с любым другим шизофреником.
Не вслушиваясь в слова о братской любви и традициях добрососедства, Феанор понял главное - кораблей ему никто не даст, и вместо двух зайцев теперь придётся убивать эльфов, причём в количествах гораздо больших. И обнажились тогда мечи, и началась кровавая битва. Резня шла по всей округе, а подоспевшие великодушный Фингольфин и благоразумный Финарфин ударили телерям с тыла и довели дело до логического конца, ибо все нольдорцы как-то сами собой вдруг стали свирепыми и ужасными. Переправа началась, но не сразу, ибо сначала нольдорцам пришлось выслушать Мандоса, который всё-таки пришёл сказать пару ласковых проклятий на прощание: