Звоночек 2
Шрифт:
— Чёрта не поминай. А гляделки тебе ещё пригодятся, будет на что взглянуть. Не боись! Я только лишнюю начинку из тебя вытащу.
Картинка перед глазами стала изредка резко дёргаться, будто тело, которое я совершенно не чувствовал, теребили. Как же, не боись… Какая-такая это у меня начинка лишняя? Печень поди? Нет, печень — это по орлиной части. Блин, меня жрут, а в голову разная мифологическая чепуха лезет… Снова в поле зрения показалась птичья голова, отвернула измазанный клюв в сторону и разжала его. На землю, с резким скрежещущим звуком что-то упало. Слышал я уже такое один раз, когда чеченские подарки вырезали.
—
Долго ли, коротко ли, дёрганье продолжалось, перемежаясь позвякиванием. А я всё думал и думал. Сам виноват? Что я сделал-то, чтобы меня из пушек расстреливать? С Кавказом меня связывало сейчас только одно. Точнее — один. Берия. Спутаны мы с ним, видно, как верёвочкой. Как за неё не потяни — всем вокруг боком выходит.
— А ты как хотел? Всяк человек, что на своём месте, там и должен оставаться. Иначе сядет кто-то другой на место чужое и повернёт всё по-своему. Вот и Лаврентий, хоть и подложил ты ему свинью, но Закавказье держал. А ты что? Испугался, что за товарищем Сталиным некому присмотреть будет? А Кавказ на кого оставил? Не всякая прямая дорога самая короткая.
— Так кто ж знать мог, что так всё повернётся? Берия что, один-единственный, на нём свет клином сошёлся? В Закавказье в каждой республике по своей компартии и по республиканскому ГПУ. С чего вдруг мятеж? — вступил я в мысленный диалог.
— А с того мил человек, что власти, если её понимают как безнаказанность, хочется всё больше и больше. Вот, скажем, взяла некая шайка всю власть в Грузии, перспективы у них какие? Закавказье — захолустный угол, из него в центр не вырваться, там своих полно. Это украинцы, или, скажем, ленинградцы ещё шанс имеют, а закавказцам, в лучшем случае, должность какого-нибудь директора завода или начальника железной дороги светит. Это хлопотно, работать надо и ответственность нести. То ли дело в ЦИКе, пусть грузинском, сидеть, указывая всем правильную линию. Спросишь, почему так? А всех кого центр из Закавказья мог принять — уже там. Пропорциональность национальных представительств в аппарате власти нужно соблюдать и сверх пропорции могут только выдающихся людей дополнительно привлечь. Думаешь, много в Грузии выдающихся? Или, как вариант, убрать какого-нибудь кавказца из центра и занять его место. Руки коротки в мирной жизни. Вот и выходит, что нет у шайки перспектив приращения власти за счёт карьерного роста. Следующий шаг тогда — избавиться от того, что может эту самую власть ограничивать. От контроля центра. И незачем грузинам бороться за власть в ЗСФСР, много интриг, риска, а в результате — та же самая власть над Грузией, ибо в Армении и Азербайджане свои князьки и чужим туда ходу нет. А третьим шагом, если второй удастся, попомни моё слово, будет их междоусобная грызня, пока не останется только один на самом верху пирамиды.
— Брешешь, пернатый. Не может быть такого, чтобы чекисты мятеж проморгали.
— А чекисты, думаешь, по другим законам живут? Горячее сердце, холодная голова? Как же! Закон стаи никто не отменял! Выдвинуться можно только всем вместе, с хорошим вожаком во главе, поддерживая его и оберегая. Ты хоть знаешь, кто сейчас ГПУ Грузии возглавляет? Нет? Не важно. Что, думаешь, его стая с людьми Берия
— Если не чекисты — то армия. Армейцам нет никакого резона сепаратистов поддерживать. У них вершина карьеры в Генштабе и наркомате обороны.
— Эх, друг мой ситный, ты будто вчера родился и память тебе напрочь отказала. Или ты "Время танковых атак" Бабаджаняна никогда не читал? Припоминаешь, как он в армянской национальной дивизии свою службу начинал? А когда он русский язык выучил, в каком звании был? То-то. На деле армия в Грузии национальная, а настоящий военный не может не быть патриотом. В данном случае патриотом Грузии, или националистом, это с какой стороны поглядеть. Любой грузинский комдив командует четвертью национальной армии. А в РККА он кто? Один из десятков?
— Ё-моё, что же теперь будет?
— Поживёшь, увидишь, полетели.
Ворон подхватил меня за пояс и понёс сквозь небесную и земную серость вдаль.
— Эй, птица! — попытался крикнуть я, но в ушах раздался лишь слабый стон. Впрочем, моему крылатому собеседнику достаточно было только мысли, — А кто всё это затеял, можешь сказать?
— Я знаю только то, что знаешь ты, но не обращаешь должного внимания.
— А летим-то куда?
— А в мёртвой воде купаться.
— Ага, понятно. Мало того, что мне шкуру подпалили, так я ещё и с катушек съехал. Весёленькое дельце… В молоке и двух водах, Конёк-горбунок чернобыльский… А почему только в мёртвой?
— Не обзывайся. Считай, что я твой внутренний голос. Или раздвоение личности, если тебе угодно. А живой воды здесь просто нет.
— Эй, внутренний голос! Коли ты вдруг объявился, может подскажешь, что мне теперь-то делать?
— Отчего же, подскажу. Убей вождя!
— Что?!
— Эх, родной, да у тебя ещё и все анекдоты контузией из головы выбило?
Я хотел было усмехнуться шутке, но понял намёк, и от этого стало ещё тоскливее.
— Что, всё так серьёзно?
— Более чем.
Эпизод 7
— Закройте форточку, больной простудится, — сказал мягкий мужской голос и, одновременно со стуком двери, послышалось женское ворчание.
— Жарища такая. Простудится как же. Задохнётся скорее.
— Марьиванна, не спорьте, я доктор, вы санитарка, просто делайте то, что вам говорят. И постарайтесь выполнять впредь распоряжения в точности, я устал уже вам постоянно делать замечания по поводу проветривания. Должны же понимать, что, может, не простого человека лечим, а известного конструктора, сам начальник морских сил приказал его на ноги поставить. Или хотя бы в чувство привести.
— Да нашему больному всё равно. Глаза откроет, а там пусто, будто всю голову напрочь отшибло, закроет и спит дальше.
— Состояние больного действительно необычное, но это не даёт нам права… Давно последний раз в себя приходил?
— Сменщица говорила, вечером вчера. Но то ещё до обхода было, с тех пор ничего. Ой! Глядите, вспомнишь про что, вот и оно! Опять таращится!
Моё зрение, по сравнению со слухом, подкачало. Перед глазами смутно угадывались только два размытых белых пятна. Звонкие щелчки пальцев перед моим лицом я расслышал прекрасно, но рассмотреть руку не смог.