Звонок (Кольцо)
Шрифт:
Рюдзи расцепил сложенные за головой руки и сладко потянулся. В глазах стоял здоровый блеск.
— Слышь, Асакава! Тебе это не кажется интересным? Представляешь, в один прекрасный день ген выскакивает из клетки и начинает жить самостоятельной жизнью. Так может оказаться, что и все противоположности изначально были одним. И даже свет и тьма, прикинь, до большого взрыва жили себе спокойненько вместе безо всяких противоречий. То же самое — Бог и Дьявол. По сути дела, всегото и разницы, что падшего бога стали называть сатаной, а до этого они были одним. А мужчина и женщина, опять же… То есть, раньше было единое
Асакава мельком взглянул на лицо Рюдзи, не понимая, что его так развеселило.
Ну уж нет, существо с обоими видами половых органов может быть чем угодно, только не идеалом красоты…
— А что, есть еще какиенибудь истребленные вирусы?
— Как знать… Интересно — вот и разузнай, когда вернешься в Токио.
— Если вернусь.
— Хехехе, не раскисай, вернешься!
Скоростной катер, на котором плыли Асакава и Рюдзи, находился как раз посередине пути между Осима и Ито.
Самолётом в Токио было бы быстрее, но они нарочно поехали морем, чтобы по пути заехать в Атами к Сиротаро Нагао.
Впереди виднелось колесо обозрения центрального парка Атами Коракуэн. Прибыли в 10:50, точно по расписанию. Спустившись по трапу, Асакава сразу же побежал в пункт проката автомобилей, который был неподалеку.
— Эй, куда ты так несешься!
Рюдзи вразвалочку следовал за ним. Больница, где работал Нагао, находилась рядом со станцией Киномия линии Итосэн. Еле дождавшись, пока Рюдзи влезет внутрь, Асакава завел мотор и направил машину за городскую черту, чтобы миновать многочисленные холмы и улицы одностороннего движения, которыми славится Атами.
— Слушай, а что если к этому делу сам Сатана ручку приложил? — с неожиданно серьезным лицом спросил Рюдзи, едва устроившись на сиденье. Асакаве некогда было отвечать — улица пестрела дорожными знаками, и Рюдзи продолжил.
— Дьявол, сам знаешь, всегда является в это мир в новом обличье. И сейчас, смотри — то же самое. Тот же СПИД, например, разве не называют «дьяволом современности»? Только Сатана вовсе не собирается истреблять человечество. Почему? Да потому что без человека эта братия сама существовать не сможет! Скажем, для вируса живая клетка — носитель, и без нее ему жизни нет. А насчет вируса оспы… Правда ли, что человек его уничтожил? Может, и невозможно это вовсе.
Казалось бы, раньше оспа орудовала по всему миру, «славилась» высочайшими показателями смертности, и кто теперь ее боится? Мучения, причиняемые этой болезнью, породили в Японии бесчисленные культы и суеверия. Японцы издревле верили, что эту болезнь насылает Экидзин — божество оспы. Но если это бог, хотя уместнее было бы назвать его дьяволом, то не следует ли из этого, что человек может отважиться и поднять руку на бога, чтобы в конечном итоге его уничтожить? Вот что подразумевал Рюдзи своим вопросом.
Но Асакава не слушал его. Недоумевая, почему Рюдзи именно в эту минуту взбрело в голову начинать подобные разговоры, он был озабочен лишь тем, как не потерять дорогу и как можно скорее добраться до больницы
Здание больницы стояло прямо на привокзальной площади Киномия — низкое, с плоской крышей, над входом щит с надписью «Клиника Нагао. Общая терапия, услуги детского врача». Некоторое время Асакава и Рюдзи топтались у дверей. А что, если из Нагао не удастся вытянуть никакой информации? Тогда все — аут, финальная сирена… Искать новые пути времени нет. Да и что такого особенного он сможет им сообщить? Вряд ли он может порадовать информацией о какихнибудь событиях тридцатилетней давности, какимто образом связанных с личностью Садако Ямамуры. Да и кто вообще может гарантировать, что Садако имеет отношение к санаторию МинамиХаконэ? Все врачи, коллеги Нагао по санаторию, за исключением Ёдзо Танаки, давно прохлаждаются на небесах. Можно, конечно, попытаться раскопать имена медсестер, но сейчас об этом даже думать поздно.
Асакава взглянул на часы. Половина двенадцатого — осталось чуть больше десяти часов, а он боится дверь толкнуть…
— Что ты мнешься? Заходи давай! — Рюдзи подтолкнул его в спину. Нельзя сказать, чтобы он сам не понимал, почему Асакава до этого с таким остервенением жавший на газ, теперь замер в нерешительности. Страшно. Страшно потерять последний шанс, страшно утратить всякую надежду на спасение. Рюдзи первым взялся за ручку и открыл дверь.
В тесной приемной у стены стояла трехместная кушетка. К счастью, посетителей совсем не было. Рюдзи наклонился и окликнул полную медсестру средних лет, сидевшую в конторке.
— Простите, как бы нам с гном Нагао поговорить?
— Вы на прием? — не отрывая глаз от журнала, без энтузиазма спросила санитарка.
— Нет, мы по личному вопросу.
Медсестра отложила журнал и нацепила на нос очки.
— По какому делу?
— Я же говорю, поговорить надо.
Придерживая обеими руками дужки очков, медсестра смерила взглядом нежданных посетителей.
— Извольте объяснить, по какому вопросу, — потребовала она настолько воинственно, что Асакава и Рюдзи даже отшатнулись.
— Ну и персонал у них тут! С такими медсестрами они себе всех пациентов распугают, — нарочно отчетливо пробурчал Рюдзи.
— Что вы сказали?
«Лучше их с порога не сердить…» — подумал Асакава, склонил голову и уже собирался заговорить, но в этот момент отворилась дверь в глубине кабинета и появился сам Нагао в белом халате.
— Что происходит?
Несмотря на абсолютное отсутствие волос, Нагао выглядел очень молодо для своих пятидесяти семи лет. Он недовольно нахмурился и уставился на них. Асакава и Рюдзи одновременно обернулись, взглянули на Нагао, стоящего у двери, и в голос воскликнули: «А!..»
Онито надеялись, что Нагао случайно может знать чтонибудь о Садако Ямамуре. Тут и сомнений быть не может!
Обоих словно током прошибло, мгновенно всплыла в памяти последняя сцена видеоролика. Лицо мужчины, тяжело дышащего, затекшего потом, с красными глазами, заполняющее собой весь экран. На голом плече открытая рваная рана, из которой, капая на «глаза» и размывая изображение, тонкой струйкой стекает кровь. Отвратительное, давящее ощущение в груди и мужское лицо, преисполненное жажды убийства — именно оно теперь предстало наяву, прямо перед ними — лицо Нагао.