Звонок в пустую квартиру
Шрифт:
Позвонить самому Солодину мне посоветовали в «Новом мире», куда я приплелся бледнолицый и потерянный.
– Посмотрите на себя, – сказала Диана Тевекелян, заведующая отделом прозы. – Вас вернут в Ленинград только через Красный Крест, нельзя же так. Поговорите с Солодиным. Не знаете, кто это? Главный цензор. И кстати, довольно приличный человек, я ездила к нему не с одним нашим автором. Вот телефоны, его и секретаря.
И я приступил к штурму. Из приемной ответили, что Солодин на бюллетене, но пришел на работу по неотложному делу, звоните в кабинет, он сейчас там появится.
Я стал названивать по прямому телефону и уж было отчаялся, как в трубке раздался тихий голос. Едва я представился, как услышал: «Немедленно приезжайте, я вас подожду».
– Хороший признак, – заключила Диана. – Что-то произошло. Возьмите такси, дело того стоит.
По дороге в Китайский проезд я обдумывал, с чего начать разговор. Что, если начать с… Виктора Конецкого? Перед отъездом в Москву Витя мне рассказал, что ленинградская цензура изъяла из его эссе о Маяковском, написанном к 90-летию со дня рождения поэта, все, что касалось отношений Лили Брик и Маяковского. Отличный предлог для разговора о вольностях Главлита…
…Есть писатели, литературная и личная судьба которых переплетается в самых неожиданных жизненных ситуациях.
Подобно многим «худющим по конструкции» людям, Виктор Викторович Конецкий до преклонного возраста сохранил мальчишеский облик и мальчишеский характер. Любопытное сочетание – приобретенная с годами мудрость, литературное мастерство и… мальчишеский характер. Когда Конецкий флотской походкой, переваливаясь, шествует фарватером узкого корабельного коридора своей квартиры на Петроградской стороне, я физически чувствую, как молодею, становлюсь задиристее, и благодарю судьбу за наши теплые товарищеские отношения. Не стану описывать внешность Конецкого. Дотошный читатель может взять любую из многочисленных его книг и увидеть на фото слегка скуластое, узкогубое, острое лицо писателя, его хитровато-печальные глаза.
Конецкий – писатель серьезный. Его ироничная проза, замешанная на пестрых морских историях, являет собой обширное повествование, в центре которого или один герой – сам автор, или люди, которых он хорошо знал. И это прекрасно. Но все же не сочинительство, не «романное мышление». Впрочем, Конецкий и сам подчеркивает, что он «не овладел колдовством романиста, что он лишь фотографирует действительность, усматривая в этом залог правдивости».
Я не буду проводить анализ литературных особенностей его творчества – это дело специалистов: критиков и литературоведов. Также не стану ворошить историю разногласия между двумя писателями – Виктором Конецким и Василием Аксеновым, к каждому из которых я испытываю самые добрые чувства. Эту историю с болью мне рассказывал и Виктор Викторович у себя на Петроградской стороне, и Василий Павлович в Вашингтоне, где он профессорствовал в университете после отъезда из России. Оба были очень огорчены.
Мне более с руки «потравить на морской манер», скажем, о женщинах… в связи с Конецким. Тема неожиданная для меня самого. Но возникла – так легла карта. Старый морской волк, капитан, и вдруг… женщины, существа, как известно, приносящие своим присутствием несчастье на корабле! Но эта примета для моря. А на суше Конецкий превращался в объект внимания такого числа дам, которое можно сравнить с количеством селедки в Балтийском море. И Конецкий старался не уронить чести бравого моряка…
Вспоминаю забавный эпизод, рассказанный мне поэтом и моряком П., чью поэтическую одаренность Виктор Викторович весьма ценил, хотя ставил под сомнение его морскую компетентность. «Дело было летом, – рассказывал П., – на съемках фильма по сценарию Конецкого: то ли «Путь к причалу», то ли «Тридцать три», то ли «Полосатый рейс», не помню. Жили мы бивуачно. Конецкий, как всегда, был облеплен поклонницами. Однажды ночью я просыпаюсь от шума за тонкой перегородкой нашей комнаты. О ужас! Неужели разъяренные поклонницы решили прикончить нашего писателя?! И тут я слышу страстные, торопливые женские вопли: «Люби меня! Люби меня! Лю-у-уби меня-а-а!!!» И в ответ не менее страстный, но в то же время деловой голос Конецкого с характерной его шепелявостью: «А я что делаю?! А я что делаю?!»…
Конечно, за огласку этой интимной подробности В. К. может отвесить мне оплеуху или подать в суд за моральный ущерб. Прости меня, дружище! Уж больно забавен эпизод, а ради красного словца, как известно, не пожалеешь и отца. К тому же мне хотелось написать несколько строк в твоем ключе… Надеюсь, ты не захлопнешь перед моим носом дверь своей квартиры, стены которой украшены чудными натюрмортами и пейзажами, написанными художником… Виктором Конецким. И твоя жена-умница Татьяна, да и кот Муркиз, не попрекнут меня забавной деталью давно минувшей молодости…
Итак, приняв на вооружение историю В. К., связанную на этот раз с бесчинством ленинградской цензуры, я подъехал к серому зданию в Китайском проезде.
В таком боевом настроении я переступил порог кабинета Солодина. Среднего роста, полнеющий, в дивно белой сорочке, украшенной подтяжками, Солодин оглядел меня серо-голубыми глазами и пригладил редкую седеющую шевелюру.
– Что вы вдруг о Конецком? – прервал он мою речь. – Говорите о своих делах.
Я смутился.
– А что мои дела? Вам они известнее, чем мне…
– В том-то и дело, – кивнул Солодин. – Я подписал ваш роман. Он пойдет, как и намечалось, в девятом номере. Собственно, из-за него я и приехал на работу… Мог бы и по телефону вас оповестить, но хотел познакомиться. Я с интересом прочел «Утреннее шоссе». И жена прочла. Спасибо.
– И мне… благодарить жену вашу? – Я пытался справиться со спазмами, что так некстати перехватили горло.
– Нет, Беляева. Он попросил меня. Сказал, что дело неотложное. Что хоть и принято решение, но появились нюансы: рукопись прислана не полностью, без послесловия и каких-то купюр… Я уже всыпал за это вашему Маркову, перестарался служака… Надеюсь, что сотрудники все же получат свою премию…
– Надеюсь, что получат, – благодушно произнес я. – Честно говоря, мне как-то неловко тут сидеть, – добавил я с простодушной хитрецой.
– Не смущайтесь. Писатели здесь частые гости. Цензура – дело тонкое. В этом кресле сиживали и покойный Федя Абрамов, и Айтматов, и Гранин с Адамовичем, много было разговоров по их «Блокадной книге», и Василь Быков. Кто только не приходил сюда, впору основать мемориальный музей…
Вернулся в Ленинград в настроении и с хорошими вестями. Но не стал добрым вестником – меня перегнала телеграмма: «Враг повержен. Номер подписан романом Ильи». Отправил ее Корнеев. Заместитель главного редактора журнала был специально послан в Москву для пробивания квартальной премии.
Полагаясь на свою удачливость, я вместе с курьером Наташей самолично отвез рукопись в типографию…
Первым отозвался на публикацию «Утреннего шоссе» композитор Никита Богословский. В письме, на именном бланке. С одобрением, поздравлением и предложением написать… об ипподроме, где черт знает что творится, сплошное жулье.
А мною завладела былая задумка – написать несколько книг, объединенных общим жанром, который я назвал «Городской деловой роман».
Однажды я вычитал объявление: на летний период приглашаются желающие поработать проводниками пассажирского поезда. Надо лишь прослушать краткий инструктаж…