Звонок
Шрифт:
— Повернитесь на свет, — Луи взял меня за подбородок, — а теперь глаза закрыть! — в меня полетела сладко пахнущая пудра.
— Апчхи! — не сдержалась я.
— Это просто невыносимо! — крикнул Луи всем собравшимся в маленькой комнатке коллегам, — с ней невозможно работать, — два ассистента кинулись к нему с утешениями, гладили этого двухметрового громилу с хвостиком и приговаривали, как ему бедненькому тяжело возиться с такой тяжелой подопечной.
Меня усадили на стул, нос противно щекотала пуховка, но я сдержалась.
Триста золотых!
Пока
— Готово, — сообщил наконец Луи.
— Снимаем, — бросил Кларксон оператору и начал интервью.
— Дорогая мисс Уитлок! — сахарный голос репортера вызывал мысли о лимоне, — вы отправили на конкурс больше сотни работ, — сколько?! Какой ужас, папа выслал во дворец все коробки, уборку он, что ли, делал? — как давно вы влюблены в императора?
— Всю. Мою. Жизнь, — гробовым голосом ответила я, всё еще прибывающая в шоке от вводных данных.
— Стоп, — это не мне, это оператору, — вы что такое говорите?!
— Ну, знаете ли, — возмутилась я, — напишите мне ответы на листочке, и я скажу как надо!
— Ладно, — сквозь зубы процедил Кларксон.
Пока мистер крутой репортер писал мне речь, я сварила кофе. Последняя капсула! «Троглодиты», — бросила я взгляд на операторов. Кофе на Терре такой дорогой.
— Мистер Кларксон, — я подошла к мужчине с очередным вопросом, — а когда вылет?
— Через час, — он даже не посмотрел в мою сторону, вот ведь, Звезда! — Как отснимем репортаж, так и вылетаем.
— А почему вы говорите «вылетаем», а не «вылетаете»? — скромно поинтересовалась я.
— Потому, — он устало вздохнул, — что мы летим с вами, — и так это у него вышло грустно и обреченно, что я обиделась.
Можно подумать. Заставили кумира общаться с убогой, не больно-то и хотелось.
— Снято, — ура, не прошло и часа, — собирайтесь! — да, что за человек! Опять командует.
Триста золотых!
— Мистер Кларксон, могу я позвонить родителям и на работу, предупредить об отъезде? — сладенько попросила я.
— У вас пять минут, — бросил он мне примерно с тем лицом, каким я хотела поразить кредитора, — мы ждем вас у входа в здание.
Я закрыла за ними дверь и передразнила Звезду.
Напыщенный осёл.
Одной рукой я набирала папу на телефоне, а второй собирала сумку. Вещей у меня в принципе немного, так что управилась, пока соединение устанавливалось.
— Ало, — папа появился на экране, — здравствуй, Джи!
— Здравствуй, па! — я встала в позу руки в боки, папа отошел от камеры, — ты чего это учудил?! Ты знаешь, что я лечу на Силион ужинать в компании Дезмонда второго?!
— Так, конечно, знаю, — папа виновато заглянул в камеру, — прямо сейчас репортаж идет, — я включила телевизор, предусмотрительно отключив звук, чтобы не фонил.
С экрана смотрело нечто. Белое лицо, круглое словно блин, красные румяна и такие же алые губы. Платья видно не было, зато рыжие кудри прекрасно дополняли образ. Посмотрела в зеркало. Лицо на месте, щек как не было, так и нет, волосы темно-каштановые, тогда что это там в телевизоре?!
— Какой кошмар, — сообщила я папе мнение о себе и ситуации в целом.
— А по-моему, очень мило, — не согласился папа, — тебе идет.
Я уронила голову на ладони.
— Как только я поем в компании Дезмонда, я приеду к тебе папулечка, — это была угроза. Он побледнел, — и тогда пощады не жди!
— Джи, дорогая, извини, — заюлил отец, — меня срочно зовет мисс Джонсон! — не успела я усомниться в его честности, как он отключился.
Зовет его мисс Джонсон, как же. Мисс Джонсон уже месяц как взяла у него расчет, сам ведь говорил. Папа давно работал на дому, он, как и я, рисовал. Только я была не слишком успешна, а его рисунки уходили с молотка как горячие пирожки. Пару раз ему удавалось выручить пять золотых всего за месяц. Это были счастливые дни, мы могли позволить себе питаться в самых дорогих ресторанах столицы, а еще с таких вот успешных лотов папа насобирал мне денег на оплату Института Прикладных Искусств. Который я успешно бросила.
«А может быть, восстановиться?» — вдруг пришла мысль. Роза давно закончила обучение, её мне видеть не придется.
А с другой стороны, зачем? На Терре у меня любимая подруга, неплохая работа и собственная квартира, которая вскоре окончательно станет моей!
— Эмма это я! — незатейливо начала я.
— Я уже всё знаю, езжай, хорошей тебе дороги, — вот это да. Шесть утра, она уже не спит, не бурчит на меня и отпускает с миром!
— Эмма, ты там не заболела? — осторожно спросила я.
— Это ты заболела! — я села на стул, — двадцать три года, сидишь безвылазно в редакции. Ни на одно свидание за этот год не сходила!
— Неправда, — вставила я, — а как же мистер Дэвидсон-младший?
— Болезный племянник нашего владельца?! Прекрасный пример!
Историю моего похода в ресторан с упомянутым Дэвидсоном пересказывали коллеги друг другу в курилках как веселый анекдот. На свидание он явился надушенным, словно вылил на себя флакон духов. Вероятно, в его понимании девушка — это такая большая муха, что летит на сладкий аромат. Вот только вместо мухи в моём лице прилетели осы. Как он вопил! Бедный, а потом почти месяц просидел дома. На второе свидание я идти отказалась, я и на первое-то согласилась непонятно по какой причине. Пожалела его, что ли?
— Ладно, я побежала, — пять минут, что мне выделил Кларксон, давно истекли.
— Я люблю тебя детка!
— И я тебя, — отключила связь. Проверила, все ли приборы выключены, закрыла дверь и направилась к лифту.
Я не была на родной планете несколько лет и теперь возвращаюсь по такому вот странному поводу.
— Вы опоздали, — зашипел на меня Кларксон.
Какая цаца, две минуты не подождать.
— Простите меня, — я захлопала ресницами, изображая раскаяние. Ресницы у меня длинные и густые, они, как и большие темно серые глаза, достались мне от отца. В остальном я в маму. Такая же невысокая и темноволосая, папа у меня блондин.