Звуки и знаки
Шрифт:
Словарь омонимов русского языка содержит несколько тысяч слов. Загляните, однако, в любой толковый словарь нашего языка (да и любого другого), и вы увидите, что каждая словарная статья дает, как правило, не одно, а два и более значений слова. А ведь омонимия, совпадение знаков по форме, имеющих разное значение, исключается в любом коде — любом, кроме нашего разговорного языка!
Мы всегда можем в случае необходимости сокращать избыточность. В устной речи, особенно когда мы говорим торопливо, опускаются не только связки и служебные слова, но и многие звуки внутри, в начале или в конце слова. Сан Саныч вместо Александр Александрович, чеэк вместо человек…
В письменной речи мы пользуемся сокращениями, так называемыми аббревиатурами: НТО, НТР, ВЦСПС, РСФСР и много, много других (существуют даже специальные словари аббревиатур для некоторых языков мира).
Для технических кодов, разумеется, такие аббревиатуры невозможны хотя бы потому, что сочетания букв, их образующие, с точки зрения обычного языка запрещены. Русский язык не Допускает, чтобы после начального н следовала согласная, как в словах НТО и НТР. Русский язык не допускает стечения пяти согласных подряд, как в словах ВЦСПС или РСФСР. Но это, так сказать, ограничения кода простого. Наш же язык недаром назван в заголовке этого очерка удивительным кодом. Несмотря на все свои правила, он ухитряется эти правила нарушать — и грамматические, и смысловые и, как вы сейчас убедились, фонетические (кстати сказать, не только в аббревиатурах, но и в иноязычных словах и именах, попавших в русский язык, также происходит нарушение кодовых правил: в наименовании народа Сибири нганасаны после н идет согласная; в слове контрстратегия шесть согласных следуют подряд; примеров же собственных имен, нарушающих правила фонетики русского языка, можно привести сколько угодно).
Еще одна удивительная черта нашего языка — это его способность к саморефлексии. Книга «Звуки и знаки» рассказывает о языке. Написана она также на языке. Об этой книге, повествующей о языке, можно говорить опять-таки на языке. Научные труды лингвистов, о которых рассказывает наша книга, также написаны на языке. И посвящены они анализу языка… Словом, мы можем строить целую иерархию различных уровней. Есть обычный человеческий язык, на котором можно говорить просто, говорить о нем самом, говорить о том, как язык этот говорит о нем самом, и т. д.
И еще одна иерархия есть в языке, которой не обладает ни один из технических кодов, ни одна из других знаковых систем, что существуют в человеческом обществе. Любой знак системы дорожных указателей, шахматной нотации, азбуки Морзе или морской сигнализации флажками имеет определенное значение. А какое значение имеют звуки или буквы, из которых складываются слова? Никакого! Это не знаки, а только составные части знаков или, как говорят лингвисты, фигуры, из которых строится языковый знак.
В первом очерке мы приводили слова Ельмслева о том, что в языке с помощью горстки фигур может быть построен легион знаков. Но и эти фигуры имеют сложное строение, свою иерархию. «Атомы речи», фонема, как показывают исследования последних лет, строятся из набора элементарных различительных признаков, своего рода «элементарных частиц» языка. Фонемы, в свою очередь, образуют фигуры более высокого порядка — морфемы, то есть корни слов и служебные частицы, приставки, суффиксы и т. д. Да и слова не являются изолированными и совершенно самостоятельными единицами в отличие от знаков кода. Существуют тысячи словосочетаний вроде «круглый отличник» или «круглый невежа», фразеологизмы и непереводимые буквально на другой язык идиоматические выражения вроде «взять быка за рога», «час от часу не легче», «держи карман шире», «приказал долго жить»… Наш язык — сложнейшая иерархическая система, причем элементы ее в отличие от технических кодов могут выступать на различных уровнях (вспомните пример с римлянами, поспорившими о том, кто скажет самую короткую речь или напишет самый короткий текст!).
Этот вывод подтверждается и анализом языка методами математической теории информации. Уже первые опыты по угадыванию показали, что информация распределяется в текстах неравномерно, какой бы язык или стиль ни был взят. «Начала слов несут максимумы информации, в то время как последние буквы слов и особенно следующие за ними пробелы оказываются либо мало информативными, либо вообще избыточными, — пишет Р. Г. Пиотровский в книге «Информационные измерения языка». — Квантовый характер распределения статистической информации связан, очевидно, с теми особенностями, которые характеризуют работу головного мозга человека в ходе переработки им лингвистического текста».
«Квантовое», зернистое строение имеют не только слова, но и словосочетания, да и вообще любые тексты. Связано это также с работой нашего мозга. И с тем, что любой текст состоит из элементарных фнгур, образующих знаки-слова, которые в свою очередь, сочетаются в предложения, а из предложений строятся тексты… Так с помощью психологии, лингвистики, семиотики, математической теории информации начинают проясняться поистине удивительные свойства нашего уникального кода — языка.
Все системы знаков, которыми мы пользуемся, в сравнении с языком слишком жестки, вспомогательны, условны. В человеческом обществе язык был и остается основным средством передачи информации. И количество этой информации в наши дни начинает измеряться точными мерами, числами, понятными как человеческому, так и «электронному мозгу» вычислительных машин.
Однако язык способен не только передавать информацию о мире, который нас окружает. Он может и моделировать, своеобразно преломлять этот мир сквозь призму того или иного слова, выражения, текста, наконец, национального языка. И в этом — еще одно уникальное свойство человеческого языка, принципиальное отличие его от сигнализации животных, «языка машин» и любых технических кодов.
МОДЕЛЬ МИРА
Соотношение языка, культуры и окружающего мира — вот предмет изучения этнолингвистики, науки, родившейся на стыке языкознания, этнографии и истории культуры. Об увлекательнейших проблемах этой дисциплины расскажет очерк
МОДЕЛЬ МИРА
Воскрешение прошлого
«Почему мы так говорим?» — эта рубрика часто встречается в популярных журналах. Рассказывает она о биографиях слов, которые порой бывают поистине удивительными. В самом деле: разве не интересно узнать, что немецкое элефант (слон) и русское верблюд происходят из одного и того же источника, вероятнее всего — древнеегипетского? Что наше караул происходит от тюркского кара авыл, то есть «охраняй аул»? А слово акула — из языка викингов?
Наука, изучающая происхождение слов, называется этимологией (от греческого этимон — истина и логос — учение, слово). Она помогает нам узнать, откуда и когда появилось в нашем языке то или иное слово, каким было его значение прежде (не так давно издательство «Прогресс» выпустило четырехтомный «Этимологический словарь русского языка», составленный Фасмером, в котором объяснено происхождение тысяч слов).
Но у этимологии есть задачи еще более интересные, важные и увлекательные. Происхождение слова, «история называния», не меньше характеризует человека и общество, в котором он жил, чем предмет, этим словом названный! Наука о «биографиях слов» помогает ученым раскрывать внутренний мир людей, умерших тысячи лет назад, мировоззрение «коллективов», казалось бы, бесследно исчезнувших, не оставивших никаких памятников— ни письменных, ни материальных. Подобно тому, как по костям умерших животных палеонтологи восстанавливают облик вымерших животных, так с помощью языка восстанавливается «модель мира», существовавшая в сознании наших доисторических предков.
Один всего пример. По-гречески медведь называется арктос (вспомните Арктику и то, что Полярная звезда входит в созвездие Малой Медведицы). По-латыни медведь звучит урсус, по-древнеиндийски — ркшас. Все эти родственные слова происходят от древнего индоевропейского названия медведя, которое звучит как ркьтос.
Русский язык — индоевропейский. Однако в русском, так же как и в родственных ему славянских языках, этого индоевропейского слова нет. Наше медведь буквально значит медоед — мед едящий, медв-едь.