Звуки Шофара
Шрифт:
— Эта музыка идет из вашей души.
— Так я отдыхаю и репетирую. Играю все подряд.
— Я узнал все, кроме последнего отрывка. Кто автор?
— Я не помню.
Она отвернулась и открыла ноты.
— Уверен, что помните. Вы слишком скромны, чтобы признаться в том, что это ваше сочинение.
Стивен направился к выходу, а Юнис глазами проследила за ним. Он был хорош собой, и в том, как он смотрел на нее, было нечто такое, что Юнис не могла четко объяснить. Она испытывала волнение в его присутствии. Чтобы отвлечься от мыслей о Стивене, она принялась играть, на этот раз по нотам. Это был современный
— Скучно!
— Простите?
— Вы слышали, что я сказал. Это монотонно.
— Что вы имеете в виду? Что значит монотонно? — Юнис пожалела, что Декер не ушел и не дал ей спокойно порепетировать.
— Монотонный — значит лишенный разнообразия и перемен.
— Но слова…
— Я знаю слова.
— Это самая современная музыка, мистер Декер.
— Современная не значит талантливая, миссис Хадсон.
— Этот гимн обращен к молодому поколению.
Юнис почувствовала, как румянец выступил у нее на щеках, когда Стивен рассмеялся.
— Вам исполнилось тридцать четыре, и вы уже представитель старшего поколения. Так, миссис Хадсон? По–моему, двадцатилетним этот гимн покажется покрытым пылью.
— Он растолковывает основы Божьего учения. Дает людям духовную пищу. Они будут вспоминать его всю неделю. Теперь у нас так много разных возможностей, чтобы послушать музыку. А еще пятьдесят лет назад церковь была единственным местом, куда люди ходили, чтобы послушать и спеть гимны и получить от этого удовольствие.
— Не думал, что мы ходим в церковь для удовольствия.
— Не только для этого, конечно. — Юнис стало не по себе оттого, что их разговор принял такой оборот. — Разве вы не испытываете удовольствия от того, что вы христианин?
— Я не стал бы употреблять слово удовольствие.А вы пытаетесь поймать меня на слове, миссис Хадсон?
— Нет, просто любопытно.
— Мне тоже. Так почему же вы не сыграете то, что сочинили сами?
— Эти произведения недостаточно хороши.
— Но лучше того, что только что прозвучало.
— Что ж, спасибо. — Юнис не придала его похвале большого значения.
— По–моему, вы струсили.
— Если хотите знать, то ни одно свое произведение я еще не довела до конца. — Никогда ранее ей не приходилось встречать мужчину, который так сильно волновал и смущал ее.
— Почему? Вы не производите впечатления человека, который легко отступает от своих намерений.
— Я не собираюсь отступать. — Юнис хотелось закончить разговор. Пол и Тимми ждали ее. — Просто сейчас не время. Поговорим как-нибудь в другой раз. Может быть.
— Когда ваш муж уйдет на пенсию, а сын вырастет и покинет вас?
Строгий тон Стивена заставил Юнис поднять голову. Она увидела, что он стоит в конце прохода, прислонившись боком к скамье, скрестив на груди руки. Почему он так настойчиво лезет
— Моя музыка не так важна, как мой муж и сын.
— Хорошая отговорка. По–видимому, невозможно состоять в браке и одновременно оставаться той личностью, которой хочет видеть вас Господь. — Стивен выпрямился. — Извините, что отвлек вас от репетиции. — Он взял свою куртку и вышел.
Слова Декера взволновали Юнис. Временами ее охватывало беспокойство. Она чувствовала, что в ее семейной жизни происходят некие перемены. По вечерам Пол был занят. Он принимал все приглашения на все мероприятия, связанные с проповедью Слова Божьего. Но что он делал в действительности? Проповедовал Евангелие или завоевывал признание своей паствы? Или эти вещи взаимосвязаны? Иногда Юнис не могла найти ответ на этот вопрос.
Пол с головой ушел в строительство нового храма, и ей казалось, что ничего важнее для него уже не существовало. Но разве на первом месте для него не должны стоять жена и сын?
Юнис скучала по Полу. Ей не хватало их разговоров о Боге, когда они делились полученными откровениями, их совместных утренних молитв, их прогулок, столь частых в начале их семейной жизни. Юнис скучала по нежным объятиям Пола в минуты затянувшегося утреннего пробуждения.
Она перевернула страницу нотной тетради. Нет, нельзя жаловаться на жизнь. Это только осложнит их с Полом отношения.
Пальцы опустились на клавиши пианино, и вновь зазвучали гаммы для одной руки, потом для другой, затем для обеих рук. Но музыка не давала ей сосредоточиться на исполнении обязательных упражнений. О, Господи, Господи…Юнис не находила нужных слов, чтобы помолиться, однако ее пальцы извлекали из инструмента вдохновенные звуки печали и радости, которые были красноречивее многих слов. Рождалась мелодия, которая никогда не будет записана на бумаге в виде нот, потому что это был разговор между Юнис и Богом, и никем больше.
А малыш Тимми лежал на скамье на животе, положив подбородок на скрещенные руки. Замерев, он наблюдал за мамой и слушал ее игру.
Приглашая Холлиса в свой кабинет, Сэмюель размышлял о том, на что в этот раз будет жаловаться его старый друг. На кухне Эбби готовила закуски и кофе. Она всегда говорила, что кофе с печеньем может исправить любую ситуацию. Иногда так и случалось.
Войдя в кабинет, Сэмюель предложил Холлису стул. Он был потертый, но все же более удобный, чем любимое кресло–качалка Эбби, с которого было не так-то легко подняться. Холлис поблагодарил, сел на стул, поставил трость рядом с собой.
— Я все понял, Сэм. Все кончено.
— Скажи, что случилось!
— Я оказался вне игры. — Холлис покачал головой. — Просто устал быть бесполезным и осознавать свою старость. Тебе это самому прекрасно известно.
— Но он просто молод.
— Молодость не оправдывает неуважение.
— Я не пытаюсь оправдать Пола. Но согласись — он проявил уважение к тебе, когда прислушался к твоим словам, устанавливая шкаф–витрину в притворе. Он лично извинился перед тобой, разве не так?
— Едва ли можно назвать извинением его объяснение по поводу исчезновения с кафедры Библии короля Иакова. На самом деле Пол никогда не говорил, что сожалеет о своем поступке. И этот шкаф–витрина…