Зыбучий песок (сборник)
Шрифт:
И многим показалось, что это действительно так; они бы, может, и вслух это высказали, да только тут как раз мимо проехала ее карета. Услышав целый хор голосов, произносивших: «Доброе утро, госпожа!», она, то есть леди Аглая, вышла из кареты, несколько раз благодарно и надменно кивнула в сторону снятых шапок и склоненных голов, а потом важно прошествовала вверх по дорожке, ведущей между могильными плитами к входу в храм.
Люди покорно двинулись следом.
Но
«А ведь они что–то припозднились с подготовкой крикетного поля», — подумал неожиданно Эрнест, когда бродил в окрестностях замка, пытаясь спастись от неотступных страшных видений.
Позабыв о том, что собирался заняться рисованием, он позволил ногам самим нести его. Обрывки воспоминаний о том, как однажды летом он приезжал сюда в отпуск с фронта, вдруг пробудились в его душе; вскоре он увидел крикетное поле, сейчас более всего похожее на обыкновенный лужок, хоть трава там и была, пожалуй, чуть покороче, чем жнивье на хлебном поле. Но для хорошего удара слева поле, конечно, совершенно не годилось.
На Эрнеста вдруг снова нахлынули воспоминания о прошлом. Ну да, конечно, беседка должна быть слева от поля… Вот и она! Когда–то зеленые, доски явно нуждаются в свежей покраске. Да и болтающаяся на одном гвозде дощечка с названием усадьбы выглядит убого, истерзанная зимними ветрами…
В душе поднялась давняя боль. Деревенской команде тогда не хватало отбивающего — его совсем недавно призвали в армию, — и они попросили Эрнеста сыграть за честь Уэлстока. Он согласился и отбил, наверное, мячей сорок — весьма неважнецки, надо сказать, посланных. Этого оказалось достаточно, чтобы сравнять счет, и в итоге Уэлсток даже выиграл, получив на два очка больше.
«Это была моя последняя игра в жизни!» — подумал он.
И, повернувшись к полю спиной, медленно побрел к дому, стараясь не заплакать.
По пути он заглянул в летний домик; там в водонепроницаемом сундуке хранились принадлежности для игры в крокет. Смутно вспомнилось собственное высказывание: «Крокет — практически самая активная из тех игр, для которых я отныне буду пригоден!» Как всегда готовый выполнить любую невысказанную команду, Тинклер уже вытащил колышки и разметил границы площадки.
Желая чем–нибудь занять время до ланча, Эрнест открыл сундук, вынул оттуда молоток и шар и стал бесцельно гонять шар по лужайке. Однако в голове его все время крутились обрывки недавнего разговора. К счастью, это не имело ни малейшего отношения в окопному аду. Однако звуки, доносившиеся из церкви, где шла служба, навели его на мысль об индуистских религиозных процессиях, о статуях божеств, вымазанных сливочным маслом «гхи» и увешанных гирляндами цветов, а отсюда было уже рукой подать до терпеливого Гуль Хана, носильщика его отца и отличного боулера, который чертовски ловко бросал мяч по калитке противника, играя в крикет. В жаркое время года, в Симле…
— Ах, черт возьми! Какой смысл вспоминать все это! — прошептал он и с такой силой ударил молотком по шару, словно находился в гольф–клубе. Шар, врезавшись в стойку ворот, начисто снес их, выбив из мягкой торфянистой почвы. Эрнест швырнул вслед шару молоток, сердито повернул к дому…
И вдруг застыл как вкопанный.
По подъездной дорожке медленно поднимались к замку шестеро мужчин в черных костюмах и шляпах. Он узнал всех, хотя и не смог бы с уверенностью назвать их по именам. Точно он знал только одно имя: мистер Стоддард. Именно он, разумеется, шел во главе процессии, загорелый и немного флегматичный, капитан деревенской крикетной команды — единственной команды, на стороне которой Эрнест согласился бы играть…
И снова он, должно быть, невольно заговорил вслух, потому что тихий голос у него за спиной подтвердил:
— Совершенно верно, сэр. Это именно мистер Гирам Стоддард. Есть еще мистер Джейбиз Стоддард, но он занят: у него ведь гостиница «Большая Медведица», и ему пришлось пойти туда. — И Тинклер прибавил немного смущенно: — Я вас заметил, когда мы выходили из церкви, так что извинился перед ее милостью и немного срезал путь…
— Спасибо, Тинклер. — Эрнест вдруг почувствовал себя чрезвычайно уверенно. — А вы представляете, что именно привело сюда этих людей?
— Совершенно не представляю, сэр.
— Не знаете, леди Аглая собиралась сразу вернуться домой?
— Нет, сэр. Она хотела сперва навестить семейство Гибсона.
— Да? Того бедолаги, который недавно умер? Хм! Один–ноль в пользу моей тетушки! Я и не думал, что она способна на подобное милосердие. Впрочем, она, возможно, считает, что обязана быть милосердной… Тинклер, что случилось?
— Это, конечно, не мое дело, сэр, однако…
— К черту экивоки, Тинклер!
Эрнест вдруг почувствовал, что задыхается. С чего бы это?
— Ну, раз вы настаиваете, сэр… — начал Тинклер, помолчав. — Нет, я, конечно, не могу с уверенностью утверждать, что визит миледи вызван исключительно благотворительными побуждениями… но я… — Последовало неуверенное покашливание. — Я заметил в ее глазах то, что можно было бы назвать светом надежды, сэр!
Эрнест остановился как вкопанный и резко обернулся к ординарцу.
— Так вы тоже это заметили? — вырвалось у него.
Тинклер посмотрел Эрнесту прямо в глаза и спросил:
— А вы когда в последний раз видели подобный блеск в глазах? У кого? — На этот раз он и не подумал прибавить «сэр».
— Так блестели глаза у того сумасшедшего генерала, который послал нас брать распроклятую высоту в…
— Нет, вы назовите это место! — Тинклер, пожалуй, уже приказывал. — Я не желаю помнить больше, чем помните вы! Он ведь погубил десять тысяч своим дурацким приказом! Мы с вами лишь чудом остались в живых… Да назовите же наконец это место!