Зыбучий песок
Шрифт:
– Скорая помощь, – возвестил жизнерадостный человек в кепке с козырьком.
– Сюда, – позвал Пол и добавил с преувеличенной любезностью. – Вы чертовски быстро приехали.
Пока коммивояжера укладывали на носилки, – тот пытался возражать, шок настолько им завладел, что он даже заявил, что вообще в полном порядке и не нуждается в лечении, – бар начала заполнять вечерняя волна посетителей, которой тут же сообшались все подробности произошедшей истории, от них она пересказывалась новым прибывающим, и так далее. Пол, отойдя в сторону, закурил и, не обращая внимания
«У нас есть буйные женщины?»
Ответ был, конечно, положительным, но способных разгуливать в феврале по лесу голыми и нападать на ни в чем не повинных коммивояжеров, держали обычно в специальных боксах со стальными решетками и тремя надежно запертыми дверями.
«Либерман?»
Вряд ли. Но сегодня утром у него нашли самодельный ключ, и слесарь не скрывал, что вознамерился пооткрывать в больнице все замки.
«Да, не исключено.»
Однако не логические умозаключения заставили его, в конце концов, действовать.
Это сделал случай, занесший в паб миссис Веденхол.
Он едва был с нею знаком, но увидев миссис Веденхол однажды, забыть ее было уже невозможно. Мускулистая женщина пятидесяти лет, одетая сейчас по случаю дождя в армейскую накидку поверх неизменного твидового костюма, шерстяных чулок и грубых туфель, она пополняла свой бюджет разведением собак в специальной псарне недалеко от Йембла, но, к сожалению, это занятие оставляло ей слишком много свободного времени, чтобы совать свой нос в дела других. Она была мировым судьей, а на последних выборах умудрилась даже попасть в муниципалитет: избиратели оказались слишком чувствительными, чтобы рискнуть ее расстроить.
Она бодро ввалилась в паб, осведомилась зычным баритоном, что, черт подери, происходит, выслушала ответ и энергично кивнула. После чего во всеоружии полученной из третих рук информации, она шагнула к Полу и обратилась к нему тем покровительственным тоном, по которому легко отличить людей, закончивших среднюю школу в двадцать восемь лет.
– Говорят, кто-то из ваших… гм… подопечных разгуливает среди холмов.
Если вы мне скажете точно, где напали на этого несчастного, я возьму с собой пару борзых.
Они быстро загонят ее в угол, можете мне поверить.
Пол смотрел на нее и не верил своим ушам. Он видел тяжелый второй подбородок, начинающийся прямо от нижней челюсти, мощный торс, на котором невозможно было себе представить женскую грудь, сильные ноги в шнурованных ботинках, занимающих на полу никак не меньше четверти квадратного фута.
– Вы всерьез предлагаете устроить на нее охоту? С собаками?
– Черт подери, это будет быстрее, чем искать ее по всему лесу с голыми руками.
Попробуйте найти дурака, который согласится подставлять свою шею.
– Вы видели раненого? – вкрадчиво спросил Пол.
– Скорая уехала сразу, как я пришла.
– Довольно крупный мужчина, – сообщил Пол. – Та женщина, что его разукрасила, должна быть очень крепкого сложения. Сильной. Мускулистой.
– Тем более нужно делать так, как я говорю.
– Короче, – продолжал Пол, игнорируя ее слова. – Я представляю ее очень похожей на вас.
Он ушел, не дожидаясь эффекта, который произвели его слова.
Когда он открывал машину, руки его тряслись. Ветер утих, но теплее от этого не стало – разве что морось стояла теперь на месте, а не летела в лицо.
«Чертова баба! Устроить бы ей то же, что Мирза предлагал Холинхеду!» Он доехал до выезда со стоянки и остановился. Фабендаун, по его словам, не знаком со здешними местами – он сказал только «лес в полумиле отсюда».
Но паб стоит как раз на перекрестке.
«Наверно, Корнминистерская дорога. Если бы он ехал в Йембл любым другим путем, то наткнулся бы на жилье раньше, чем на «Иголку». Значит…» Лесом, о котором говорил Фабердаун, была на самом деле запущенная роща, мимо которой он каждый день ездил на работу, в нее еще был очень удобный въезд, куда свободно проходила машина. Ее когда-то разбили вокруг прекрасного особняка, в депрессию он сгорел до фундамента, и его так и не отстроили заново. Ходили слухи, будто владелец сам устороил пожар, чтобы получить страховку.
«Я не верю, что нападение не было ничем спровоцировано.» Эта мысль возникла из ничего, словно озарение, и он уже почти поехал к Корминистеру, уверенный, что найдет в той роще тихую безобидную идиотку, не нуждающуюся ни в чем, кроме соответствующего лечения. Нет, это несерьезно. Рука у коммивояжера действительно сломана, а глаз подбит далеко не слабым ударом.
Он вывернул руль и поехал к больнице.
«Слава Богу, Айрис оставила машину. Иначе – бродить мне под дождем, да торчать на остановках с мокрыми ногами…» Она могла, конечно, с полным правом забрать ее с собой. Машину покупали на ее деньги, а не на его.
Он проехал мимо черно-белой вывески «Чентская психиатрическая больница», мимо привратника, впустившего его с таким выражением, мол, чего это доктору Фидлеру здесь на ночь глядя понадобилось.
Само здание зловеще возвышалось над ним своими фальшивыми башнями.
Осколок претенциозной роскоши викторианских скупендяев, оно так же мало подходило для лечебницы, как и для чего угодно другого, – наполовину нечто замкообразное, наполовину – воплощение усилий сделать из него что-либо полезное, вроде пристройки из красного кирпича, где размещалось отделение для буйных, или неизменной высокой трубы, увенчанной блестящим громоотводом.
Жуткое это строение подарили больнице наследники бывшего владельца в благодарность, что после того, как в восемьдесят с чем-то лет он превратил их жизнь в настоящий ад, его признали, наконец, душевнобольным. Из-за вечного дефицита средств приходилось довольствоваться тем, что есть.
«Но на пациентов это должно действовать угнетающе. Представьте: быть доставленным сюда в состоянии острого нервного расстройства, например, и увидеть сперва все эти ужасные стены и зубья, а потом услышать, как за тобой с грохотом закрывается кованая дубовая дверь. Какое уж тут лечение!» Скрежеща по гравию, он затормозил и направился ко служебному входу.