...Имеются человеческие жертвы

Незнанский Фридрих Евсеевич

На все про все — от времени, проведенного в гримерной, где его причесывали и запудривали блики на носу, и вплоть до конца просмотра на мониторах уже готовой записи — ушло больше часа. Но за эти минуты Миша Данилов успел переговорить со всеми телевизионщиками из числа тех, кто был посвящен в тайну этих «прямых выходов» в эфир.

Вопрос ко всем был один: обращался ли кто-нибудь к ним, интересуясь, когда снова намечается появление Турецкого на экране, пытался ли кто-то особенно настойчиво выяснить это?

Результат этого опроса, который

Миша преподнес своему патрону уже в машине по дороге назад с телевидения, оказался самым неожиданным: все опрошенные в один голос сказали, что их об этом спрашивало черт-те сколько людей, что благодаря выступлениям Турецкого их смена стала на телевидении чуть ли не знаменитой и, кажется, все, включая буфетчиц и уборщиц, вконец «достали» их, стараясь узнать, когда еще приедет и выступит этот следователь из Москвы, что за народ и за правду, уж больно доходчиво говорит, а главное, все по делу и от сердца.

— В общем, шеф, — заключил Данилов, — ваша дешевая популярность в провинции растет не по дням, а по часам.

— Дешевая! — шутливо оскорбился Турецкий. — Ты, мальчишка! Поди-ка заработай такую да купи!

— Ах, Александр Борисович! — вздохнул Михаил. — Они же тут доведены до крайности, готовы верить любому. И поверят ведь, коли им посулят хоть малейшее просветление!

— Да-да, — кивнул Турецкий, забившись в самый угол раздолбанной серой «Волги» угрозыска с тонированными стеклами, которую предоставил в распоряжение Турецкого для его перемещений щедрый Коренев. Машина тоже была загримирована, на крыше торчал ржавый багажник, номера на ней были частными, да и те менялись перед каждым марш-броском в город.

— Значит, ничего подозрительного... — сказал Турецкий. — Неужто ничего отселектировать не удалось?

— Да нет, — ответил Данилов. — Был, правда, отмечен один фактик, да и то, скорее всего, ерунда, не о чем говорить... Тут у них время от времени выступает со своими сводками замначальника РУОПа подполковник Михеев. Вот он действительно спрашивал, когда, мол, снова Турецкого смотреть.

— Ну да! — быстро повернулся к нему Турецкий. — Никакой ошибки?

— Как сказали, так и передаю, — даже малость обиделся Данилов.

— Подожди, Миша, подожди... Как знать, может быть, это как раз именно то, что нам нужно? А как он, очень допытывался?

— Да нет, так, между делом. Ну и ответили ему буднично, как и всем остальным, что мы им говорить велели, мол, тогда-то и тогда-то включайте и смотрите, не ошибетесь.

— А ну молчи, Миша, — нахмурился Турецкий, пытаясь уловить какую-то мелькнувшую и тотчас выскользнувшую важную мысль. — Подожди, дорогой, Турецкий думать будет...

Ну что же, что же?! И — вспомнил все-таки!

В тех первых, подробных собственноручных объяснениях, которые принесла ему Наташа Санина, был какой-то вроде бы пустячный эпизод. Ах, ну да, конечно! Описывая день, уже далекий зимний день их знакомства с Клемешевым, она мимоходом упомянула о странной встрече, которая потом и дала ей основания предположить,

что Клемешев не то как-то связан, не то прямо числится в личном составе милицейских или гэбэшных структур... Турецкий напряг память.

Их догнала тогда машина, обе остановились, и Клемешев о чем-то довольно долго и серьезно, по- приятельски, как с близким человеком, беседовал с сидевшим за рулем спецмашины с синим проблесковым маяком на крыше... Быть может, чушь, ерунда на постном масле? К тому же вскоре Клемешев был избран депутатом, вошел, так сказать, во власть, общаться мог с кем угодно, а там и мэром стал... И все-таки тут могла обнаружиться, пусть совсем плёвенькая, едва ощутимая, но все-таки связочка, а в их деле это было совсем немало.

Машина уголовки была с радиотелефоном, на прямой связи с Кореневым, и Турецкий, услышав его знакомый глуховатый голос, спросил, что за человек, по его мнению, этот самый подполковник, замначальника Регионального управления по борьбе с организованной преступностью?

— Михеев? А что такое? — сразу забеспокоился Коренев.

— Пока ничего, — сказал Турецкий. — Просто попал в поле зрения. Мне нужно ваше мнение услышать.

— Что вам сказать? Скрывать не стану: я этого товарища... не люблю. Так что и мнение мое может оказаться превратным.

— Не любите или не очень доверяете? — уточнил Турецкий. — Это ведь важно, знаете ли. Как сказал поэт — дьявольская разница...

— Ах, товарищ дорогой! — засмеялся Коренев. — Не полукавишь с вами. Угадали: и то и другое. Но думаю, лучше бы нам с глазу на глаз на этот счет переговорить... Вы сейчас где? Далеко?

— Рядом.

— Ну хорошо, подъезжайте, а я сяду в ваш тарантас.

И через пять минут они уже сидели втроем в серой «Волге» — Турецкий и Коренев сзади, Данилов — за рулем. И прерванный разговор продолжился.

— Так почему вы, Григорий Васильевич, такого серьезного товарища недолюбливаете? — спросил Турецкий.

— Очень может быть тут одно вытекает из другого, — подумав немного, ответил начальник угрозыска. — Не люблю, потому что не верю, и не верю, потому что не люблю. Вроде работник как работник, даже, можно сказать, неплохой, с большим опытом и смелый как будто бы... Поощрения имеет, награды... Он вообще-то, знаете ли, человек нашего бывшего — начальника областного УВД генерала Мащенко, которого сразу сняли. Ну а с этим мы много лет были на ножах.

— В общем, ни в чем подозрительном Михеев не замечен? Никаких странностей, смутных историй...

— Ах, Александр Борисович! Да у кого из нас их не было! Работа такая — нет-нет да и где-нибудь вляпаешься.

— Это точно, — сказал Турецкий, — глупо отрицать. Но и вляпаться ведь можно по-разному. Ну, может быть, не с ним, а с кем-нибудь из его, скажем так, первых помощников?

— Ну, если так смотреть, вообще-то был случай... В общероссийскую сводку пошел, между прочим, с красной линией, по первому номеру. Только Михеев тут вроде бы совсем ни при чем.