...Имеются человеческие жертвы
Шрифт:
— Ну что ж, логично.
— Да, и вот еще что. Операцию проводим в тесном взаимодействии с вашим другом. Я сейчас ему все передам. Они, конечно, приедут заблаговременно, на тот случай, если и те решат для верности пожаловать заранее.
— Только прошу вас, — сказал Турецкий, — чтобы с людьми в машине все было в порядке.
— Постараемся предусмотреть все. Все, что сможем.
81
А уже через десять минут на журнальном столике перед Турецким зашуршала оперативная, рация, и он услышал
— Амбал, Амбал! Я Пехота!
— Понял, Пехота! Я — Амбал, на связи, — откликнулся Турецкий.
— Пожаловали, голубчики! На трех самокатах.
— Ну и как? — спросил Турецкий.
В ответ последовало:
— Ждут-с!
У всех подъездных дорожек, ведущих к большой стоянке для парковки машин у здания телецентра, а также у всех служебных выходов и у ворот здания в разных машинах сидели люди Коренева и Грязнова и брали под пристальное наблюдение все подъезжавшие транспортные средства. Не оставались без внимания и пешие люди, входившие в большой вестибюль и топтавшиеся у вертушек проходных.
Грязнов, сидевший в одной из машин и поддерживающий связь с Турецким и Кореневым, — матерый опер возобладал в нем над начальником, хотелось размяться, пусть и в плевенькой операции, — одним из первых заметил одинокого мотоциклиста на мощном «харлее», который сделал несколько кругов вокруг здания телецентра буквально минут через пять после того, как вышел в эфир сюжет с Турецким.
Он запросил другие посты, и те подтвердили, что и у других выходов остановились и чего-то ждут еще трое мотоциклистов. А у главных ворот, ведущих на территорию, прогуливается малый в подозрительно широкой куртке, а его поджидает неподалеку черный «БМВ».
— Пехота, Пехота, я — Амбал. Ну, что там? — спросил Турецкий друга.
— Поздравляю тебя, Амбал, — отозвался Грязнов. — Их уже четверо. Стоят у выходов, давят глаз.
— Занятно, — сказал Турецкий, как всегда в такие моменты, он был сух и немногословен.
Время тянулось... Вот Турецкий на экране закончил последнюю фразу, улыбнулся прощально. Его закрыла пестрая заставка, предшествующая рекламной паузе.
Турецкий в своем убежище, Грязнов и Коренев в своих машинах, глядя на часы, мысленно отсчитывали убегающие секунды. Вот Турецкий покинул студию, вот прошел по коридору, вот немного постоял и поговорил с работниками вечерней смены телеканала, ответил на чьи-то вопросы, вот выкурил сигарету на лестнице, а вот уже спустился на лифте, миновал просторный вестибюль, вышел на улицу на территории телецентра, вот распахнул дверцу и сел в машину.
— Всем внимание! Поехали! — сказал Грязнов, и его услышали в разных точках вокруг здания телецентра сразу несколько человек.
Прошло секунд двадцать напряженного ожидания. И вдали из-за угла массивного серого параллелепипеда здания показался силуэт медленно приближающейся черной машины с затемненными стеклами. И в тот же момент трое мотоциклистов на задах огромного здания, следившие за людьми, выходившими из служебного входа, почти одновременно врубили газ своих мощных скоростных машин и с громким треском моторов, оставив позади облака сизого дыма, сорвались с мест и помчались в разные стороны, вероятно, чтобы успеть к моменту, когда «Волга»
— Внимание всем! — быстро выговорил в эфир Грязнов. — Трое на самокатах подтягиваются к воротам! Возможно, у них задуман какой-то финт. Возможно, хотят взять с ходу, на скорости.
Вот «Волга» приблизилась к воротам, мягко приостановилась, водитель опустил стекло и протянул милиционерам, дежурившим в проходной у ворот, пропуск. Одновременно то же самое с другой стороны проделал и человек, сидевший на сиденье справа от водителя. Милиционеры кивнули, и створки ворот плавно разошлись. «Волга» не спеша тронулась с места, и в это время трое мотоциклистов оказались уже поблизости от главного выезда с территории телецентра, оглашая окрестности пальбой моторов.
— А, черт! Звуковая завеса! — сообразил Грязнов.
Здоровенный малый в широкой куртке внезапно одним броском оказался в полутора-двух метрах от левого бока «Волги» со стороны водителя, и в руке его тускло блеснул длинноствольный пистолет с глушителем, который часто-часто запрыгал, изрытая короткие яркие вспышки огня. В стекле и в черной лаковой поверхности задней двери мгновенно появились дыры, но в тот же миг из стоявших поблизости машин и из-за деревьев к стрелявшему кинулось несколько человек в мощных бронежилетах и стальных касках.
И одновременно из поджидавшего черного «БМВ», почти неслышно в треске мотоциклетных двигателей, по покушавшемуся ударил маленький автомат «узи». Но, видно, случилось то, чего в этом черном «БМВ» не ожидали. Никто не упал, а гиганты в бронежилетах, закрыв собой покушавшегося, стремительно втолкнули его внутрь «Волги», которую он только что обстрелял.
Отчаянно завизжав покрышками, «БМВ» рванулся с места, но его тут же блокировали спереди и сзади два темных микроавтобуса с эмблемами телевидения, из которых также выскочили люди в спец снаряжении и в считанные секунды огнем на поражение подавили автоматчика. Мотоциклисты, вздыбив свои машины, рванули кто куда, но и для них выезд был перекрыт невесть откуда взявшимися и вдруг замершими как вкопанные тяжелыми грузовиками.
Один из мотоциклистов вильнул в сторону, пытаясь вывернуть и проскочить между стоящими на парковке разноцветными машинами, но не справился, с маху грохнулся на асфальт и дико закричал, обожженный огнем и дымом из выхлопной трубы. Второй развернулся на месте и, будто потеряв ориентацию, помчался вперед с высоко задранным над землей передним колесом и на всей скорости врезался в тяжелую раму грузовика. Третий, поняв, что оказался в тупике, в ловушке, резко затормозил и замер, глядя на бегущих к нему людей с короткими автоматами.
— Ну вот и все! — Часто дыша и очень бледный, Грязнов выскочил из припаркованного на стоянке джипа, откуда координировал действия всех групп и машин.
У «БМВ» на земле стонали, рычали и извивались трое здоровяков, уже с наручниками на толстых запястьях. Автоматчик висел головой вниз из окна изрешеченной машины. Были ранены и другие. Двое или трое бойцов в доспехах стояли неподалеку от погибшего мотоциклиста, угрюмо глядя на то, что от него осталось.
Коренев, такой же бледный, как и Грязнов, подошел к нему с черной рацией в руке.