...Имя сей звезде Чернобыль
Шрифт:
Но знаете, о чем говорят на земле белорусской, где война особенно памятна народу? О 22 июня 1941 г. Снова внезапность и неготовность и служб, и психологическая — многих и многих, от кого ждали как раз, что они-то знают, что и к чему.
И снова: смотрение в рот начальству и местному, и в центрах, и холуйское желание не портить настроение начальству, подавать информацию приятную и по-голиковски [10] прятать менее приятную.
А между тем, что м.б. неприятнее, чем это — ассоциация в народе с 22 июня 1941— го?
10
Голиков Ф.И. —
Белорусы перескромничали, а вы нам и поверили. Ну, как же, не у нас, а в 5 км от нас. Но ветер, ветер… Он дул и дует.
Не верьте нам, нашей скромности. Белоруссия нуждается в помощи, почти как в 1944 г. К сожалению, это не преувеличение. Если открыть глаза.
Растения сейчас жирно, сыто-зеленые везде у нас — как те березы на Пискаревском кладбище [11] . Что выросли из смерти.
25.05.86 г.
Хатынь притягивает Хиросиму.
Известно, что при рождении ядерной энергии — если иметь в виду бомбу — оказался такой акушер, как фашизм. Он спровоцировал великих физиков на эту работу. Велихов: тождество.
11
Пискаревское кладбище — в годы Великой Отечественной войны место захоронения сотен тысяч блокадников и участников обороны в Ленинграде.
И там энергия эта родилась с печатью проклятия.
К ней бы надо относиться без того пиетета, который есть.
Министерские тузы не раз заявляли в эти черные для всех нас, и для Укр/аины/ и Бел/оруссии/ дни: будем строить, как строили, как было, так и будет.
А не должно бы: как было. В частности — не должна остаться монопольной одна т/очка/ зр/ения/ на эти вещи и в науке.
Если исключить саму станцию, то основ/ной/ ущерб распростр/анился/ на север, пора это осознать. И не ради того, чтобы пожалеть бел/ору сов/ — им еще и это!.. помочь им активнее. Да нет, у нас есть ресурсы и помогают нам, и дух/овные/ ресурсы есть у респ/убликиАпартиз/анки/. Я не хочу тут изображать/ погорельца с опаленными оглоблями.
Вопрос чисто практический: о необход/имости/ выселения новых р/айон/ов, а это сдержив/ается/, как и многое у нас: планом! Посев/ных/работ. И хотя дядьки наши в пылище пашут стронций, плутоний (в Брест/ской/ и Гомел/ьской/ обл.), но пашут — план! Кому, кому это нужно? Разве что бюрократу, у кого бумаги и цифры плана?
Устроить двум республ/икам/ долговременную Хиросиму и делать вид, что это нечто так себе — ну, знаете!
Что произошло в Киеве. С одной стороны, не проинформировали Москву о взрыве и масштабах, а с др. — не принимали решений, ждали указаний, к/отор/ых не могло быть.
И поэтому всё — с опозданием.
Мирный атом в каждый дом! — вот так. Меняю квартиру в Киеве на комнату в любом городе мира. Не предлагать Хиросиму, Нагасаки, Минск!
Обращ/ение/-письмо М.С.Г/орбачеву/
Космонавт-ученый Феокт/истов/ еще до Ч/ернобыльской/ трагедии высчитал: один вскрытый реактор = 50 Хиросимам (по зараж/енной/ места/ости/).
За ветром…
«Ветер, к счастью — не на Киев…»
На Гомель и Минск. А позже, после 1 мая — на Гомель, Мозырь, Жлобин, Слуцк, Пинск, Брест… Неизвестно, сколько «Хиросим», но ее радиоактив/ная/ тень легла на 2,5 обл/асти/ Белоруссии/, практически на пол-Бел/оруссии/.
Это сразу лишает возмож/ности/ маневра внутри республики. Сколько могут принять сев/ерные/ р/ай/оны? А речь идет о сотнях и сотнях тыс/яч/ хотя бы детей и мол/одых/ женщин, которым рожать.
Всё вним/ание/ др. республик, приглашают к себе — нашим юж/ным/ братьям. Про Бел/оруссию/ спраш/ивают/, если гов/оришь/: «А что, разве и у вас?» Но когда пытаются сами выехать: «Из Гомеля?!» Не берут.
Переселять из р/айон/ов более зараж/енных/ в менее, бессмысл/енно/. Тем более, что пораженность пятнами, точно пока не изучена, что безопасно, где — более, а где — менее.
Нужна общегосударственная/ помощь Бел/оруссии/ в этом отнош/ении/.
Выселено 3 р/айо/на целиком, а по подсчетам АН — еще 5, как мин/имум/, но это не решает проблем, нужно выселить хотя бы до зимы детей из 2,5 обл/астей/.
И еще, в связи. В 30 км «зоне» от Минска — строят. Пафосно не один раз по телев/идению/:будем! Монополия продолж/ается/, хотя Капица… предсказ/ывали/ Черн/обыль/. Он — не полная неож/иданность/, он мог быть. И м/ожет/ еще быть… Ни страна, ни народ (матер/иально/, биолог/ически/, псих/ологически/) не выдержат такое еще раз.
В Черн/обыле/ взорвался весь тот бардак, к/отор/ый пытаемся ликвид/ировать/. Прошлое. Но если не будут названы причины, люди, винов/ные/ люди, несправедливо (уже) ложиться будет вина именно на тех, кто сегодня пытается и мыслить и делать по-новому. Дело не в отвлеч/енном/ копящ/емся/ гневе, а в справедл/ивом/ изуч/ении/ и искор/енении/ всего, что проявилось буквально — 22 июня 1941 г. Всё параллельно. По реак/ции/ чинов: не дать инфор/мации/ наверх и ждать оттуда адекв/атных/ решений, а сами — ничего.
По отнош/ению/ к насел/ению/ безобразно ведут высшие медицинские чины, министры. Вместо того, чтобы и без того легкомысл/енный/ народ [информировать], заверяют, что пустяки. А ведь начнется осень, зелень, грибы…
Бел/оруссия/ нужд/ается/ в измен/ении/ планов посевов, поставок, иначе неизбеж/но/ ослабл/яется/ контр/оль/ за радиацией, болезнь работников, пашущих по стронцию и произв/одство/ зараж/енных/ прод/уктов/, молока, мяса…
Построить мед/ицинский/ центр на гр/анице/ Бел/оруссии/, Укр/аины/ по изуч/ению/ последствий долговременных — это касается судьбы десят/ков/ и сотен тысяч людей, если не больше.
Если всерьез — это нац/иональная/ трагедия народа, по масшт/абам/ приближающаяся к тому, что белорусы пережили в 1941-44 гг.
Одежда — нет средств, чтобы сменить.
Не достает оборуд/ования/ для контроля, подготовл/енного/ персонала. Даже АН не имеет для таких масшт/абов/.
Подключ/ить/ АН СССР, Укр/аины/ и Бел/оруссии/ и АН мед/ицинских/ наук — состояние долговремен/ное/, послед/ствия/ и их устранение.
2 вопроса: Не должны люди жить там, где нельзя; Проверка продуктов пит/ания/, иначе будет зараж/ена/ вся республика и за пределами.