...Либо с мечтой о смерти
Шрифт:
Роу отнесся к моей просьбе благосклонно и обещал выполнить. Только сперва он сам должен хотя бы бегло пробежать текст глазами. Мало ли что! Он уделит этому время, обязательно, в течение ближайших же дней.
Глава 16 МАЙЕР
Роу, принимая мой креатив, предупредил о мозговом штурме, что случится через два дня.
— Это очень важное мероприятие, Норди. Проводить будет сам профессор Майер.
— Он разве на острове?
— Прилетел вчера
— Как именно я должен готовиться?
— Отдыхайте, расслабляйтесь, копите силы. Не изнуряйте себя ни физической, ни интеллектуальной работой.
Насчет физической он пошутил: не мог не знать, что я давно забыл и визг пилорамы, и аромат свежих досок, и гул пылесоса. От интеллектуальной же меня, как и прочих членов группы, освободили: объявили, что никаких экспериментов до штурма проводиться не будет, а высвобожденное время уместнее всего провести в чтении любимых книг, просмотре любимых фильмов и прогулках.
Чем я, собственно, и занялся.
За день до знаменательного мероприятия был вызван на беседу с Майером.
Признаться, ждал свидания с трепетом. Мысленно вылепил образ: смесь Мефистофеля (пронизывающий взор), Фрейда (добродушные банальности психоанализа, волны морщин на широком лбу) и генератора безумных идей (скороговорка заумных слов, нервный перестук пальцев). Хотя Джекоб уверял, что профессор лишь претворяет в жизнь инсайты жены, гениальной вакханки Мары, поверить в это окончательно что-то мешало. (Возможно, подсознательные установки мужского шовинизма.)
Как выяснилось, промахнулся по всем пунктам. Майер оказался пухловатым старичком (так и тянуло сказать «дедушкой») в домашней фланелевой рубахе и просторных мятых штанах, в которых было вольготно складкам объемистого живота. Седая бородка, неухоженная и растущая во все стороны, достигала ключиц. Светло-карие глаза в мешках красноватых век смотрели с добродушным любопытством. Большие пухлые руки, как два холма с травяной порослью, лежали на столе спокойно, не дергаясь, не суетясь, не барабаня подушечками пальцами.
Представил рядом с ним Мару — роскошную, пряную. Абсолютно не гармоничная парочка. Интересно, есть ли в их супружестве постельные радости, либо это исключительно деловое партнерство? Если есть, то сладострастной женщине, верно, в такие моменты смертельно скучно. Впрочем, какое, собственно, мне до этого дело…
— Рад, очень рад нашему знакомству, мистер Норди! — поприветствовал он меня, едва я, войдя, поздоровался. — Может, обойдемся без «мистер»? Просто Норди? Много наслышан о вас.
— Вот как? И в каком качестве?
— Самом похвальном. Даже восторженном. И я разделил этот восторг, почитав ваши хокку и гекзаметры.
— Ну что вы, — я смутился. — Любительщина. Графомания чистой воды.
— Не прибедняйтесь, не прибедняйтесь! — Он погрозил толстым пальцем, не отрывая его от стола. — Также и ваши отчеты — написаны литературным языком, богатым и образным. Впрочем, — он погасил улыбку, — я позвал вас не ради дифирамбов, но с более серьезной целью. Вы уже больше месяца на Гиперборее, так?
— Так. Если точнее, тридцать восемь дней.
— Отлично! Месяц с лишком — достаточный срок, чтобы оглядеться, присмотреться, определиться. Вы определились, надеюсь?
— Вполне.
— И каковы ваши планы на сегодняшний день, если не секрет?
— Не секрет. Как и на вчерашний, и позавчерашний. Моя подпись стоит в контракте.
— Что ж, — Майер важно кивнул. Пухлый указательный палец трижды ударил по столу со значением — словно посохом о дубовый пол. — Это говорит о серьезности ваших изначальных намерений и не может не вызывать уважения. Роу мне сообщил, что истоком вашей хронической депрессии являются плохие отношения с родителями, и прежде всего с отцом, проявлявшим по отношению к вам деспотизм, эмоциональную сухость, властолюбие. Это так?
Я пожал плечами.
— Возможно.
— Неудовлетворенный эдипов комплекс. Понятно.
— При чем тут эдипов комплекс? — вскинулся я.
— Что вы так волнуетесь? Понятие об эдиповом комплексе ввел великий Зигмунд Фрейд, и это свойственно абсолютно всем, без исключения.
— Великий? Великий шарлатан и обманщик, ваш Фрейд. Великий гипнотизер и факир. Генитальный гуру!
— Генитальный гуру? — Профессор рассмеялся. — Забавное определение. Но я вижу, с этим именем у вас связано что-то личное, глубоко интимное.
— Ничего личного. Кроме разве тошноты, испытанной в мои семнадцать, когда впервые обратился за помощью к психотерапевту и был подвергнут унизительному допросу: не наблюдал ли в раннем детстве секса родителей, не вожделел ли к родной тете, и прочее в том же духе.
— Ничего унизительного в этих вопросах нет.
— Как для кого. Но меня затошнило. Еще большую тошноту испытал, когда для полноты картины прочел один трактат «светила», про толкование сновидений.
— Всего один? — укоризненно заметил Майер. — И уже делаете выводы?
— Мне хватило, чтобы сделать главный вывод: то, что вызывает рвотный рефлекс, и ничего кроме, не может быть истиной. Уже значительно позже узнал, каким образом, на каком статистическом материале создавал венский фантазер свои замечательные теории. И на скольких пациентах (если вам интересно — на шести, всего лишь шести! — истеричках) построил свои заключения, и последние вопросы отпали.
— Будь вы специалистом-психологом, Норди, пожалуй, я бы вступил с вами в дискуссию, но так… уж извините.