...начинают и проигрывают
Шрифт:
Фишки, фигуры… Вадим был и впрямь похож на азартного игрока.
Я посмотрел на Арсеньева. Старик, полуобернувшись, втолковывал что-то Смагину, сидевшему за его спиной и отгороженному наспех сколоченным барьером из некрашеных брусьев. На столике перед адвокатом стояла большая жестяная кружка, и он время от времени пил из нее воду маленькими глотками.
Незнакомый милиционер пробился через густые ряды, держа высоко над головой стул с обломанной спинкой.
— Только такой,— извиняющимся голосом сказала Аделаида Ивановна,
От нее разило махоркой — успела по дороге хватить своей козьей ножки.
Я уселся у стены вблизи прокурорского столика, и тут же, словно только меня и ждали, объявили:
— Суд идет!
Зал поднялся с шумом и грохотом: где-то в задних рядах в тесноте свалили скамейку.
Пока шла обычная для таких процессов процедура, я внимательно разглядывал судей. Вчера я встречался с ними на подготовительном заседании, и там они казались проще, будничнее. Председательствующий, пожилой, похожий своей выпирающей худобой на Фрола Моисеевича, все шутил, улыбался. А теперь он словно натянул на лицо неподвижную бесстрастную маску. Молоденькая учительница, впервые в жизни выбранная
в народные заседатели, слушала его напряженно, полуоткрыв округлый детский рот, боясь пропустить хоть слово. И только второй заседатель, усатый паровозный машинист, не привычный к долгому сидению на месте, так же, как и вчера, без конца менял позы, то откидывая большие натруженные руки за спинку стула, то вытягивая их перед собой, то складывая над столом и опирая на них большую тяжелую голову.
Смагин, как я и ожидал, виновным себя не признал. Сказал это спокойно и добавил, обращаясь к залу:
— Не я, тетя Матрена, не я, не верьте!
— Подсудимый!— председательствующий сердито стукнул по столу выпирающими костяшками худых подагрических пальцев.— Не нарушайте порядка!
Я поискал взглядом в стороне, куда обращался Андрей Смагин. В первом ряду сидела вдова Васина и беззвучно плакала, прикрыв платком рот. Только на днях она схоронила так нелепо погибшего мужа. Парень в военной гимнастерке без погон держал ее за руку и что-то тихо нашептывал, успокаивая.
Сын убитого! Тот самый, который ехал из госпиталя повидаться с отцом после долгой разлуки, а попал на его похороны…
Начался допрос свидетелей. Диспетчер Тиунов, шофер Бондарь, Олеша… Все они полностью подтвердили то, что было ими сказано на следствии.
Спрашивал, в основном, председательствующий. Только изредка, больше не в силу действительной необходимости, а для того, чтобы напомнить о себе, прокурор уточнял отдельные несущественные моменты показаний. Адвокат пока молчал вообще, прихлебывая воду из кружки и отрицательно качая головой в ответ на вопросы председательствующего, не хочет ли он о чем либо спросить свидетеля.
Лишь с появлением в зале суда Изосимова Арсеньев оживился. Подняв бровь, выслушал его показания.
— У обвинения есть вопросы к свидетелю?— обра тился председательствующий
— Пока нет.
— У защиты?
– Есть! — живо поднялся Арсеньев, и зал сразу за гудел: до сих пор адвоката, казалось, интересовала толь ко кружка с водичкой.
— Скажите, свидетель, вы хорошо знаете подсудимого?
Изосимов подумал, ответил, слегка улыбаясь:
— Год с ним вместе работаем. А хорошо ли, плохо ли — как сказать? Брата своего родного как, кажется, знаешь, и то иной раз номер отколет, диву даешься.
Арсеньев, соглашаясь с ним, кивнул:
— Верно. И все-таки, как вы думаете, способен Смагин на подлость?
— Думаю — нет.
— А вот та история с бобиной, с катушкой зажигания, когда Смагин туда бумажку засунул, не смахивает ли она на подлость?
— Мальчишество больше,— сказал Изосимов.— От молодости лет. От недозрелости.
— Не было ли у Смагина других случаев такого мальчишества?— допрашивал адвокат.
Изосимов пошарил глазами по стенкам, по потолку.
— Не припомню, товарищ защитник.
— А вот такой случай. Только вы опустились на сидение в кабине — гудит. Вы встаете, чтобы посмотреть, в чем дело — гудка нет. Сели — снова гудит. Помните?
Лицо Изосимова расплылось в улыбке:
— А, да, да…
Кто это сделал?
— Кто! Известное дело — Андрей.
— Как вы узнали?
— Он сам сказал. Приделал, понимаешь, дополни тельный провод к сигналу и хитрый контакт под сиденье.
Нажмешь пудами своими — гудит.
— Благодарю вас.— Арсеньев удовлетворенно опус тился на свое место.
Председательствующий сказал Изосимову:
— Вы свободны.
Но тут вскочил Вадим.
— Нет, у меня еще вопросы… Я хочу уточнить, свидетель Изосимов. Случай, о котором сейчас напомнил наш уважаемый защитник, с сигналом, не было ли это со стороны Смагина попыткой отомстить вам за что-то?
На добродушном лице Изосимова появилось выражение обиды.
Что вы, товарищ прокурор, за что ему мне мстить! У нас с ним все хорошо было, хоть его самого спросите.
— Ясно!
Я пока еще не мог угадать, куда клонит Вадим. Казалось даже, он сам того не желая, льет воду на мельницу защиты. И лишь следующий вопрос показал мне, чего он добивается: снять впечатление, которое осталось после допроса Изосимова адвокатом.
— А теперь вернемся к другому случаю. С машиной Олеши, с бобиной. Скажите, свидетель, как вы считаете, почему Смагин вложил бумагу в бобину? Пошутил?
— Какие тут шутки? У них из-за девчонки раздор.
— Значит, из мести?
— Выходит…
— Я так и думал: тот случай и этот — совершенно разные вещи,— подвел итог Вадим.— У меня все!
Вадим окинул шумнувший зал торжествующим взглядом. Аделаида Ивановна схватила под столом его руку и с жаром стиснула.
Первый поединок закончился в пользу прокурора. Но это было только начало.