«...Расстрелять!»
Шрифт:
Товарищи подводники!
Приближаются итоговые политзанятия! Осталось мало дней. В этот короткий период всем нужно потрудиться с максимальной отдачей. У многих не восстановлены все ленинские работы, не все ещё записаны темы политзанятий. Всё это нужно восстановить в кратчайший срок, потому что скоро сдача экзаменов на классность, а там на политическую подготовку — особое внимание. Это особенно касается молодых матросов. У них больше всего нюансов.
Не знаю, как вам, а мне боевой
И ещё о боевом листке
В третьем отсеке на проходной палубе в специальной деревянной рамочке висел боевой листок. Листок гласил:
Товарищи подводники!
Как вы знаете, в море неотъемлемыми источниками, потребностью нашей жизни являются системы и устройства, приборы и механизмы, обеспечивающие жизнедеятельность членов экипажа.
Это играет не последнюю роль в выполнении задач боевой службы. Сюда относятся: система пресной воды, камбуз, ДУК, гальюнное устройство, поддержание нормальных концентраций газового состава воздуха. Хотя. на первый взгляд эти вещи стали, за повседневностью их использования, чем-то само собой разумеющимся, но это неверно! Нельзя забывать, что это ключевые вопросы нашей настоящей жизни.
Хочется сказать по нашему третьему дивизиону. У нас в заведовании имеются гальюнные устройства. Да, именно устройства, которые сделаны с учетом многих факторов, влияющих на плавание п.л. Но, тем не менеё, не исключены ещё выкидывания в унитаз: заварки (чая) и, это самое страшное, бумаги и ветоши. Это накладывает неудобство, затруднение в продувании гальюнов, а также не соблюдается элементарная человеческая культура: нередко бросается на палубу, и унитаз не смывается после использования.
Всё это способствует антисанитарии, не говоря уже об уважении труда своих товарищей.
Матрос Папий.
Через сутки в нижнем углу появилась приписка: «Папий — ты козёл». Ещё через сутки зам заметил приписку и снял листок.
За матушку Россию
Русских моряков лучше не трогать, лучше не доводить.
Это я точно знаю. И сейчас я вам поясню то, что я знаю на конкретных примерах. Но перед этим скажу: нашему брату — русскому моряку — только дай подраться, и чтоб за матушку Россию, чтоб за Святую Русь, за веру, царя и Отечество.
И даже если в руках ничего не наблюдается, колами будут крошить, камнями, зубами, клыками, копытами. Уйдя чуть в сторону от основного русла нашего рассказа, скажем, что когда в исторический период нашей флотской истории нашему историческому главному принесли карту обстановки на Средиземном море, то там огромный американский авианосец обеспечивался нашей малюсенькой единицей.
— Что это такое?! — воскликнул главком. — Что это? Что?! — всё тыкал и тыкал он в нашу малюсенькую единицу, а штабисты его всё не понимали и не понимали.
Наконец, поняли: наша единица очень маленького размера на карте получилась.
И переделали: нарисовали маленький авианосец, а рядом изобразили огромную русскую единицу; нарисовали и тем удовлетворили главкома по самую плешь.
Так вот, вернувшись в основное русло нашего рассказа, скажем: «Да, товарищи! Да! Воздушное пространство нашей с вами горячо любимой Родины нарушается всеми, кому не лень. Да!».
Есть у нас, конечно, кое-что, можем мы, конечно, кое-чем ахнуть и устроить им там всем птичкин базар, но связаны мы по
— Наши Вооружённые Силы должны! — орут на всех углах те, кто из всего многообразия лучше всего запомнили то, что им должны Вооружённые Силы.
Должны-должны, кто же против? Конечно, должны. Мы всем должны. Ну конечно. А вот вы скажите: а бодаться нам можно? Нет, нельзя. Не дают нам бодаться. Не разрешают. Вот если б нам разрешили бодаться, то мы бы им показали. Ежедневно б бодали.
А как мы недавно безо всякого разрешения америкосов боданули? Это ж просто праздник души.
Было так: на Чёрном море ввалился в наши террводы их крейсер — тысяч на тридцать водоизмещением, и тут же наш СКР, старый, как причальная стенка Графской пристани, пошёл ему наперехват.
Это ж просто песня лебединая, когда наш древний дедушка СКР идёт ему — современному, толстому, сытому — наперехват. При этом внутри у дедушки всё пыхтит, скрипит, визжит и пахнет мерзко. И дрожит в нём всё в преддверии схватки.
— Ну, блин! — сказал командир СКРа, которому велели пойти, но при этом даже гавкать запретили, и который должен был пойти и сделать что-то такое, но при этом ни-ни, ничего международного не нарушить.
— Ну, блин! — сказал командир СКРа. — Сейчас я ему дам!
И он ему дал — въехал в крейсер носом. Просто тупо взял и въехал. Америкос вздрогнул. Не ожидал он, оторопел. А наш не успокоился, отошёл и опять — трах!
— Ага! — орал командир СКРа в полном счастье. — Ага! Не нравится?! Звезда с ушами! Не нравится?!
СКР всё отходил и бросался, отходил и бросался, а америкос всё торопел и торопел. Это был миг нашего торжества.
В конце концов американец решил (пока ему дырку насквозь не проделали) слинять из наших вод. Развернулся он и рванул изо всех сил, а наш махонький СКР, совершенно искалеченный, напрягая здоровье, провожал его до нейтрали, умудряясь догонять и бодать в попку.
В следующий раз следующий американский крейсер в совершенно другом месте снова вторгся в наши священные рубежи.
И тогда на него пошёл кто? Правильно — пограничный катер. Катер подошёл и сказал крейсеру, что если тот сейчас же не уберётся ко всем чертям, то он, катер, откроет огонь.
На катере даже развернули в сторону крейсера свою пукалку, которая в безветренную погоду даже бронежилет не пробивает, и изготовились.
— Вой с ней, с карьерой, — сказал тогда командир катера, напялив поглубже свой головной убор, — сейчас я им устрою симпозиум по разоружению, хоть душа отдохнёт.
Но душа у него не отдохнула. Крейсер, передав по трансляции: «Восхищен мужеством советского командира!», — развернулся и убыл ко всем чертям.
А ещё, дорогие граждане, корабли наши, надводные и подводные, в открытом море облетают самолёты вероятного противника прямо через верхнюю палубу; объезжают, гады, как хотят, да так здорово объезжают, что зубы наши в бессильной злобе скрипят о зубы, а руки сами ищут что-нибудь, что сможет заменить автомат, — гайку, например.
Знаете ли вы, что палуба нашего корабля — это святая святых и наша с вами родная территория? А воздушное пространство над ней вверх до ионосферы, не помню на сколько километров, — это наше с вами воздушное пространство. А враг лезет в наше воздушное пространство и зависает над нашей родной территорией, да так близко зависает, что может нам по морде надавать.