...Встретимся в октябре...
Шрифт:
Она говорила это немного насмешливо. Но я слышал за этой насмешкой едва заметную дрожь голоса. Словно она пыталась сдержать слезы.
— Мне тоже… Приятно…
Хотелось повернуться и утешить ее. Прижать к себе и дать выплакаться. Столько, сколько нужно.
— Ты купил мне белье, но ничего из одежды…
Я все-таки не выдержал и обернулся. К счастью, она уже оделась и сейчас держала в руках крошечные трусики, состоящие из трех ленточек и крошечного лоскутка ткани. Не знаю, зачем их купил. То есть знаю,
Она равнодушно отбросила их в пакет:
— Значит, именно из-за этого ты заставил меня торчать час в запертой машине и гадать, что с тобой могло случиться?
Я мог только открыть рот и пожать плечами. Видимо, я действительно накосячил.
— Прости.
Она вдруг грустно улыбнулась:
— Кажется, ты меня слишком сильно разбаловал. Вместо благодарности отчитываю тебя.
Если бы мог сказать ей что-то вразумительное, обязательно ответил. Но у меня разом отказали все системы. Получалось только пожирать ее глазами и стараться как-то это скрыть.
Но получалось откровенно хреново.
Она была потрясающей. Такой, как надо. Теперь я знал, какой у меня идеал женщины.
Мой свитер смотрелся на ней почти как платье. Едва прикрывал бедра, обнажая ноги, но скрывая очертания груди и талии. Длинные гольфы доходили почти до кромки свитера. Она спряталась от меня. Даже ладони тонули в слишком длинных рукавах.
И именно это доводило до безумия. Ее спрятанная в моей же одежде сексуальность. Искушение под свитером, пахнущим мной. Наши запахи смешаются на ее коже, и она будет принадлежать мне. Как будто я заклеймил ее собой.
— Где твои родители? – Голос Насти звучал требовательно, даже немного властно.
Я с трудом вернулся в реальность, повторяя про себя заданный вопрос.
— Ушли к кому-то в гости. Мы одни.
Ее, в отличие от меня, это совсем не волновало.
— Мне некуда идти. Когда они вернутся, если я… не превращусь обратно, можно будет остаться здесь?
Боже, она еще спрашивает?!
— Это и твой дом тоже.
Я старался смотреть ей в глаза, а не жадно впиваться взглядом в каждый сантиметр ее тела. Она до сих пор казалась мне нереальной. Пришедшей из сна.
Хуже всего было то, как она говорила со мной. Хотя нет. Худшим было то, что я испытывал, слыша ее холодные равнодушные фразы. Меня скручивало изнутри. Хотелось разбить эту ледяную корку и вытащить наружу ту, которая ждала меня во сне.
Холодность ее речи злила, доводя до возбуждения.
— Не говори глупостей. Я чужой тебе человек. То, что ты приютил меня и не вышвырнул при первой же возможности… даже не знаю, как тебя благодарить.
Я знал. Знал, все способы, которыми она могла это сделать. И даже от самых скромных из них в крови вспыхивал дикий пожар. Такое впечатление, что по венам текла густая кипящая смола, отравляющая меня
— Ты можешь оставаться здесь столько, сколько хочешь. Всегда.
Она усмехнулась и скрестила руки на груди:
— То, что я пока человек, не значит, что ты должен мне врать. Если твоя подружка, невеста или жена ненавидит кошечек, то мне придется подыскивать новое жилье. Отдашь мне тыквенный дом и кролика? Не уверена, что новые хозяева будут такими же, как ты.
Боже, о чем она говорит?! Одно понятно точно: кажется, она совсем не испытывает тех чувств, которые разъедают меня изнутри.
— Ты никуда отсюда не уйдешь. С чего вообще весь этот бред про жен и невест? – Я почувствовал, что начинаю раздражаться.
Неожиданно она хитро ухмыльнулась:
— Ты забыл, что я слышу, о чем говорят вокруг меня? Твоя мама намерена женить тебя. И совсем не в восторге от меня. Так что… мне остается только надеяться на твою доброту. – Она улыбнулась еще шире: – Ради всего того, что было между нами.
Кажется, мы говорили совсем не о том, о чем должны были. Да мне вообще не хотелось с ней говорить. Мысли сосредоточились на ее хрупкой фигурке и пронзительном голубом взгляде. Как бы она смотрела на меня, когда я… Я сжал челюсти, запрещая себе думать об этом.
— Значит, слышишь, что происходит вокруг? Тогда должна была бы понять, что я не оставлю тебя. Я думал, ты хоть немного узнала меня.
Она зашла за барную стойку и провела пальцем по деревянной кроличьей голове. От этого движения в ушах зашумела кровь. Как будто она гладила меня.
— Я знаю тебя. Многое о тебе. Почти все. – От ее коварной улыбки мне стало жарко настолько, что кожа начала плавиться.
Я подошел ближе, останавливаясь напротив нее. Нас разделяла только узкая столешница.
— Серьезно? И что именно ты знаешь? Мой любимый цвет? Любимая песня? Увлечения?
Она оперлась о стойку и сложила губы в трубочку. Наверное, со мной что-то не так, но даже это простое движение действовало возбуждающе.
— Ну, судя по всему, белый. – Она бросила взгляд на стены. – Про цвет точно не скажу. Песня… иногда, когда ты купаешься в душе, то поешь что-то о том, что у шамана три руки. Кстати, классно поешь. Мне нравится. Увлечения… Засчитываются просмотры того ужасного канала про рыбалку?
Такое впечатление, что вокруг шеи затянули удавку. Я испытывал огромное желание поднять руку и ослабить тугую петлю.
Настя поднялась на носочках:
— Целый канал!… Это вообще нормально?.. Круглые сутки этих ужасный передач. Я думала, что свихнусь. Как ты можешь их постоянно смотреть? А этот нелепый турнир… Если честно, то когда ты садишься на диван и включаешь этот пыточный канал, я мысленно называю тебя Садистом. А! Еще та мерзкая мышь, за которой ты заставляешь меня гоняться.