04.1912
Шрифт:
— Прошу прощения, мистер Уайльд, — отчаянно извинялась Мэри. Щёки у неё стали красными от смущения. — Я… я не хотела доставлять вам неприятности. Прошу прощения… я… я не допущу повторения такой ситуации. Теперь… я сделаю ей строгий выговор, сэр, как только она проснётся… простите, — Мэри потупилась и засеменила в сторону спящей сестры. — Должно быть, вы… простите, сейчас, подождите немного, пожалуйста, я верну вам ваши вещи…
Мэри попыталась вытянуть из-под головы у Лиззи рукав, но Уайльд остановил её негромким замечанием:
— В этом нет нужды. Не беспокойте девочку, пусть спит.
Мэри тут же отпрянула. Теперь всё её лицо полыхало, и у неё дрожали руки — она даже не смогла соединить пальцы «домиком», чтобы успокоиться, как она привыкла делать.
— Простите за беспокойство, — повторила она. — Вы спасли мою сестру, мистер Уайльд, я не знаю, как мне вас отблагодарить…
— Благодарности здесь ни к чему, — спокойно ответил тот, — главное, что с Элизабет всё в порядке. Тем не менее, когда она проснётся, я порекомендовал бы вам отвести её в медицинский кабинет. Такое приключение могло неблагоприятно повлиять на её здоровье.
— Да, сэр, конечно, сэр, я так и сделаю, — тут же закивала Мэри и неловко закрутила в пальцах носовой платок. — Доброй вам ночи.
— Доброй ночи, мисс Джеймс.
Когда Уайльд покинул каюту, Мэри обессиленно опустилась в кресло напротив того, где спала Лиззи, и подпёрла отяжелевшую голову кулаком. Лиззи безвинно, словно это не она подняла такой шум, спала, закутавшись в огромный бушлат мистера Уайльда, и сопела носом. На её губах застыла спокойная улыбка.
Мэри отчаянно покачала головой и закусила губу. Из её горла рвались судорожные всхлипы. Она резко поднялась из кресла, прошлась по каюте от двери до комода и застыла напротив зеркала. Она была бледна, волосы её пребывали в беспорядке, а губы она закусила до крови. Мэри стремительно, резко утёрла кровь носовым платком, взглянула на него, торопливо скомкала и затолкала в карман. Она обвела отражение быстрым взглядом, сухо вздохнула и похлопала себя по щекам.
— Милая Мадлен, спи, когда тебе песню поют… — срывающимся голосом прошептала Мэри. — Милая Мадлен, засыпай в добрых снов краю…
Тут её голос дал откровенного петуха, и Мэри рванулась назад. У кресла Лиззи она упала на колени, но от этого шума девочка даже не вздрогнула. Мэри взяла тонкую бледную руку Лиззи в свою. На коже отчётливо выделялись багровые следы, которые, как змея, опоясывали локоть. Мэри осторожно провела пальцем по этому следу, и Лиззи засопела носом, ворочаясь. Мэри торопливо перевернула руку Лиззи ладонью вверх и просунула между её пальцев свои. Лиззи раскрыла ладонь сама — та была ободрана до крови, куда Мэри ни глядела бы, она видела застывшие багряные капельки крови, красноту, чуть заметные беловатые лоскуточки разодранной кожи.
— Лиззи, Лиззи, Лиззи… — прошептала Мэри бессильным голосом и снова сжала ладонь девочки в кулак.
Одной рукой придвинув Лиззи к себе ближе, другой она обхватила сестру за голову, прижалась своим пылающим лбом к её — холодному, сжала Лиззи крепче и притихла. И так Мэри простояла на коленях, сама не зная, сколько, пока Лиззи не начала шевелиться и не засопела носом энергичнее и злее. Тогда Мэри торопливо пересела в кресло, опять подпёрла кулаками голову — и больше уже не двигалась.
Не смыкая глаз, она следила за беспечно посапывающей сестрой, пока не наступило утро.
* * *
Едва занялся новый день, едва заработал общий для пассажиров первого и второго классов медпункт, который располагался на палубе С, как Мэри принялась расталкивать сестру. Лиззи поднялась неохотно и отправляться на осмотр отказалась категорически.
— Я не больна! — утверждала она. — Со мной всё хорошо! Я даже не кашляю!
Но Мэри было сложно переубедить. Наверное, впервые в жизни она позволила себе схватить сестру за плечо с грубостью плохой воспитательницы, вытащить из кресла и скомандовать:
— Элизабет Джейн Джеймс, одевайся! Мы идём на осмотр, хочешь ты этого или нет!
Лиззи сообразила, что спорить бессмысленно. Она угрюмо выпуталась из гигантского бушлата, поднялась и направилась переодеваться. Туфли, которые Лиззи потеряла вчера, любезно доставила супруга врача. Она робко поскреблась в дверь, когда Лиззи была уже почти готова к выходу, и протянула Мэри обувь.
— Вот, вчера ребёнок потерял туфельки, мисс Джеймс, — напевным ласковым тоном пояснила супруга врача, — я доставила их сюда. Их подобрала мисс Мэйд.
При упоминании мисс Мэйд Мэри выпрямилась и холодно спросила:
— Так почему же сама Симона не пришла передать их мне?
Супруга врача развела руками с тактичностью дипломата, не желающего отвечать на неудобный вопрос.
— Мисс Мэйд нынче дурно, — доверительно сказала она, — у мисс Мэйд вчера случилось ужасное нервное потрясение. Моему мужу срочно пришлось выдать ей успокоительные капли. Наверное, сейчас Симона в медпункте… во всяком случае, я настоятельно рекомендовала ей туда сходить.
— Это очень интересное известие, — в голосе Мэри по-прежнему хрустел лёд, — поскольку мы идём туда же. Элизабет! Ты готова?
И, хотя Лиззи не дала утвердительного ответа, сестра всё же вытянула её из каюты, бесцеремонно прошагав мимо остолбеневшей жены врача. Та стояла, не шевелясь, и задумчиво глядела обеим сёстрам вслед ещё с несколько мгновений.
Теперь она могла быть уверена, что её миротворческая миссия, выданная мисс Мэйд, которая сейчас мучилась угрызениями совести у себя в каюте, потерпела крах.
А сёстры Джеймс тем временем успешно спустились на палубу С, прошагали по роскошной парадной лестнице, которую уже заполонили суетливые, как всегда, стюарды, и постучались в белёные тяжёлые двери медпункта. Лиззи мрачно позволила себя осмотреть, ощупать, с доскональной точностью изучить ободранные руки и ноги, не говоря ни слова. Мэри напряжённо ожидала врачебного вердикта чуть поодаль. Одновременно с этим она разглядывала книги, корешки которых тускло поблескивали в шкафчике у принимающей сестры за спиной. Сейчас, в этом просто, но со вкусом обставленном светлом кабинетике, совсем не ощущалась качка, и поэтому казалось, будто бы ни она, ни Лиззи и не покидали землю.