05-Мой престол - Небо (Дилогия)
Шрифт:
Но все Мастера — будь их хоть трижды по четырнадцать! — не смогли бы, если б не помощь Иешуа, убить матрицу так, чтобы не только не повредить мозг, но и не оставить ему ненужной памяти. По мнению Иешуа — ненужной. Ибо помнить о былой силе, пусть даже злой, и знать, что она всего лишь — былая, такое вынести не каждому. Чтоб не сказать: никому не вынести. Но вот вам мольба к Господу, выплеснутая в псалме: «Грехов юности моей и преступлений моих не вспоминай…» Разве не о ней подумал Иешуа, когда помогал Мастерам вернуть Анну в «доматричное» состояние и одновременно — это уж точно сам! — снимал с нее груз прожитых грехов и преступлений? Конечно, о ней, о мольбе той, подумал, ибо грехи Анны и ее преступления против Мессии и его страны Храм были весьма велики и заметны всякому. Поболе, чем у каких-нибудь боевиков,
А почему так — Петр догадывался: потому что Иешуа сам узнал о своей матрице. Сам! И хак он узнал о ней, тоже ясно было Петру: Анна все объяснила. Не сама, нет, на такой грех даже она, прошлая, не рискнула бы! Да и раскрыть себя — это сумасшествие для разведчика… Но когда Иешуа заподозрил ее, то, полагал Петр, сумел подслушать, сумел пробить блок, что не получалось у Петра. Полагал так Петр, не постеснялся спросить, но Иешуа не захотел подтвердить догадку друга.
Сказал сердито:
— Не спрашивай меня ни о чем, понял? Была Мари — стала Анна. Для всех. Другой человек. Хороший. Хотя для меня она по-прежнему — Мари…
— Мари тоже сначала хорошей была, — не преминул ввинтить Петр.
— И с этим не спорю, — лаконично ответил Иешуа и ушел.
Помнится, разговор происходил в том же кабинете, где и суд Мастеров. Не нравился Иешуа кабинет. И прежде не любил там подолгу бывать, а после суда и вовсе на минутку забегал: что-нибудь нужное прихватить.
Тогда он как раз взял походную легкую сумку, а утром следующего дня улетел из страны, оставив Петру странную записку: «Попробуй не искать меня. Я должен повидать мир, но так, чтобы мир не видел меня. Через неделю отправь Анну в Вену. Я позову тебя, когда пойму…»
Что поймет? Куда позовет? Как собирается путешествовать, чтобы мир его не заметил? Невидимкой, что ли?.. И зачем ему Анна? И, наконец, самое главное: почему Петр не увидел, не услышал, не ощутил никакой реакции — ну, хотя бы обиды или простенького расстройства нервов! — на обнаружение самого страшного, если честно, и всегда наиболее тщательно скрываемого Пет-ром секрета, который именовался психо-матрицей? Той самой, что превратила сына плотника в Мессию. Ведь не подумал же Иешуа, в самом деле, что Петра не посвятили в ее существование…
Вот так вся жизнь: одни вопросы, ответов — ноль целых хрен Десятых…
Но ровно через неделю тем не менее люди Петра отвезли Анну етемаа в международный аэропорт имени, естественно, Нгамбы Усадили в салон первого класса «боинга», совершающего рейс по арщруту Киншаса-Вена. Путешествовала Анна по старым документам Мари, поскольку еще более старые — на ее истинно имя остались в архивах Службы Времени, а выправлять новые никому в голову не пришло. В том числе и Анне. Как-то легко она приняла к сведению тот факт, что в течение полутора лет существовала под чужим именем. А с другой стороны — чему удивляться? В стране Храм с некоторых пор на любой чих изнутри или со стороны будь то непреодолимое стихийное бедствие в виде пожара либо тяжкий социальный напряг в виде бунта — все сразу указывали одну причину: Дэнис. Так почему Анна стала Мари? Ясный пень: Дэнис. Тем более что она его отлично знала — сначала как начальника, а потом как вражину недобитую…
Итак, улетела Анна-Мари и-с концами. И где они с Иешуа «смотрели мир», Петр не ведал.
А жизнь, между прочим, потихоньку входила в привычную колею. Население страны Храм практически за пару-тройку недель восстановилось полностью. Вернулись многие из тех, кто бежал, поддавшись неведомо чьему зову или приказу, вернулись пристыженные, объясняли: сами не знаем, почему уехали; словно толкнул кто… Иоанн принимал и прощал всех, да и не за что было их осуждать: опять во всем виноват Дэнис. Восстанавливались здания, строились новые — как и планировалось, страна (или, по гамбургскому счету, все-таки город…) росла. Петр пару раз съездил к Нгамбе, изрядно попил с ним вина, именуемого элитным, получил ценные бумаги, дающие право на очередной землеотвод. Нгамба вполне свыкся с новой ролью — патриарха-президента славной Республики Конго. Он не скрыл от журналистов причин своего внезапного постарения, к месту напомнил прессе о чуде Иешуа в Нью-Йорке, которое зримо доказало любознательной части человечества
Короче, на некоторое время Нгамба стал в прессе даже более популярным, чем сам Иешуа.
Хотя популярность самого Иешуа — действительно великая среди верующих носила для медиа все-таки малость скандальный характер — на уровне постоянно тлеющей сенсации. Иногда тлела на первых полосах газет и в телевизионном prime-time, порой — перебиралась на другие страницы и в другое, менее раскупаемое время на телесети, но немеркнущий свет ее найти были юно всегда при желании. Для журналистов Мессия был чем-то вроде любимого наркотика: мол, понятно, что зримой пользы наблюдается (ни тебе перманентных революций, ни тебе космических катастроф, ни тебе экологических либо иных, но обязательно масштабных чудес), но и отказаться невозможно: публика оя любит и ждет о нем каждодневных новостей.
Иешуа понимал суть отношения к нему прессы. Петр знал, оно, отношение, обижало его, хотя вслух он всегда повторял эимое — так он сам ехидно подчеркивал! — из соборного по-ния Петра (почему и подчеркивал…): «Всякая слава человеческая — как цвет на траве, засохла трава, и цвет ее опал». И добавил: «А мне до засыхания — еще жить и жить». Петр стерпелся с ехидством. Он прекрасно знал, что неведомый автор «послания Петра» просто-напросто перефразировал слова ветхозаветного пророка Исайи, лишь заменив «красоту» на «славу». Писал бы сам Петр, он бы до такого вульгарного плагиата не опустился…
Но, прощая в общем-то собак-журналистов (вот вам правда о них: «когда говорит он ложь, говорит свое, ибо он лжец и отец лжи» — это уже цитата из Иоанна, тоже никогда не писавшего оную…), Иешуа — точно знал Петр! болезненно переживал равнодушное молчание иерархов главных христианских конфессий и глав государств. А ведь как последние рукоплескали Мессии на той памятной Ассамблее ООН, когда он попросил у них землю и получил ее! И что же? Из рукоплескавших с Мессией остался лишь Нгамба, да и то пострадавший физически и морально из-за своей Щедрости. Правда, пострадавший, но не осудивший… А остальные отхлопали и забыли — как не было на Земле Второго Пришествия. А и впрямь не было. Сказки это. Радость романтиков от слепой веры. А серьезные люди делают серьезные дела, им не до романтики, а значит — не до какого-то одержимого, мечтающего постро-ить в прагматичном и сверхскоростном мире двадцать второго века от Р.Х. некое спокойно-рутинное «царство Божье». На фига? Богу, как известно, Богово, а людям…
Люди, повторим, верили во Второе Пришествие. Люди во всех транах по-прежнему, как и две тысячи лет назад, пели «Осанну» (увы, именно «Осаину», а не «Хошина» — «Спаси нас» — что имело место в действительности…) вернувшемуся в мир живых Meссии, верили в его миссию, да простится невольный каламбур мечтали хоть раз, хоть одним глазком увидеть страну Храм. Уды на визит в нее большинство просто не имело средств, путь в центв Африки не близок отовсюду, а все-таки тех, кто хотел навсегда переехать в Конго — под сень Храма Веры — было не так уж много. Это-то понятно Не всякий рискнет бросить дом, худо-бедно налаженный быт, какое-никакое, а свое дело, а уж тем более семью, и переселиться — пусть даже вместе с семьей! — в блаженную, желанную, взлелеянную в мечтах, но все же чужую страну с названьем кратким «Храм». Африка есть Африка. На дворе — вторая половина двадцать второго века, но «черный континент», как он стандартно именовался «лжецами и отцами лжи», отпугивал жителей остальных четырех жилых континентов своими — огопь термин журналистов и политологов — «экономическими и социальными язвами». Говоря попросту — нищетой отпугивал. Болезнями. Голодухой… Мир в знаниях своих шагнул далеко вперед, но оставил большинство тех, кто его населяет, в дне даже не вчерашнем, а позапозавчерашнем. Впрочем, такое было во все времена: достижения цивилизации давались не всем, а самозамораживающиеся банки с кока-колой или даже ти-ви стенды на улицах городов вряд ли сильно улучшили быт малоимущих…