06-Новое платье короля (Сборник)
Шрифт:
Местные фиганки-бастарос безо всякого интереса наблюдали за Бегуном, который к тому же резко сбавил темп, вбежав в городские ворота, перешёл на обычный шаг. Они, видать, привыкли к регулярным явлениям в Панкарбо гостей из ближнего Вефиля. Возможно, у их далёких предков и отвисли челюсти, когда они узнали о внезапном возникновении по соседству целого поселения, причём — абсолютно чужого по нравам и языку. Но пришельцы (или явленцы) не нападали, не посягали на собственность коренных жителей, напротив — изо всех сил тянули к оным руку дружбы с зажатой в ней виноградной лозой. Поэтому удивление, справедливо считал Чернов, быстро прошло, лозу из руки приняли и воткнули в плодородную землю, по осени чокнулись молодым вином и зажили с миром.
Городок оказался людным,
По традиции, рождённой давеча в том же Вефиле, Чернов пошёл искать центр городка, поплутал по узким улочкам, где дома (а здесь были не домики, а дома, даже трёхэтажные часто попадались) теснились друг к другу, не оставляя места для всяких там палисадничков, вообще для растительности места не оставляя. Не было её в городской черте — растительности, осталась за стенами, где, вероятнее всего, и наливались спелостью продаваемые уличными торговцами фрукты-овощи. Как и виноград, увиденный на бегу.
Судя по количеству торговцев у городских ворот и на довольно просторной площади, на которую в итоге выбрался Чернов из лабиринта улиц, Панкарбо был этапом, вехой на пути откуда-то куда-то: не своим же соседям местный товар продавать, свои по соседству могут за ним зайти. Или здесь вообще не привилось родовое деление по мастерству и все бастарос умели всё?.. Как бы там ни было, но площадь оказалась многолюдной и шумной. Центром её был не храм, а что-то типа фонтана или распределительной колонки с небольшим бассейном, около которой сидели пёстрые, чёрные от солнца старухи и старики, просто так сидели — грелись. Бездельничали. Чернов добежал до Панкарбо за обещанные Кармелю сорок с небольшим минут, солнце стояло ещё низенько, жара не пришла, сам Чернов вон даже не вспотел, носясь по долинам и по взгорьям, поэтому жители, по каким-то причинам свободные от дневных работ, тусовались вокруг колонки почём зря. Старики, повторим, сидели, дети бегали, редкие женщины степенно беседовали, прикрыв головы плетёнными из соломы шляпами, похожими почему-то на современные Чернову вьетнамские. Язык был всё-таки не баскский, а скорее — испанский. Или древнеиспанский, коли он был именно таков: Чернов, зная современный, с древним никогда не сталкивался, надобности не возникало… Но баскские слова присутствовали, и гортанность речи, отмеченная Черновым и в Вефиле, здесь своё место тоже имела. Но всё он преотлично понимал, да и темы, которые болтались в воздухе, были просты: урожай, дети, болезни.
Поэтому Чернов притормозил около стариков, сел на корточки, сказал вежливо:
— Добрый день, достопочтенные, славной погоды, богатого урожая.
На вполне современном испанском сказал, другого не знал.
Но его тоже все поняли. Ответили вразнобой:
— И тебе того же, странник… Здоровья и силы… Не из Вефиля ли пришёл?..
— Из Вефиля. — Не стал он отпираться от очевидного и поинтересовался праздно: — А часто ли к вам приходят люди из Вефиля? — И поспешно пояснил: — Я сам издалека, в Вефиле тоже гостем стою…
Ответил старик:
— Часто. Мы соседи добрые… А если ты — чужак, то зачем явился в наши края? Ищешь что?
Уместный вопрос! И придумал бы подходящий ответ Чернов, но не понадобилось: он, ответ, сам собой — вроде даже помимо Чернова! — образовался в башке и стал фразой:
— Ищу человека, который странен по жизни своей, по мыслям своим, по умению своему непростому, чтобы показал мне дверь, которую я ищу на своём пути.
Именно так: «дверь на пути».
Откуда он всплыл — этот тёмно сформулированный вопрос, Чернов не ведал. Из подсознания. Извне. Из глубин Большого Космоса. Сущий нашептал. Версий могло быть сколько угодно, но Чернова не интересовала ни одна. Со вчерашнего прохода «сквозь строй» (опять придумал термин и вовсю использует…) он автоматически перестал чему-либо удивляться. И то объяснимо: приняв за аксиому своё пребывание в ином ПВ, вряд ли стоит тратить ценные удивлялки на всякую хренотень типа вышесказанных странных периодов, формулируемых кем-то за него. Раз формулирует — значит надо произносить. И тогда обязательно что-то произойдёт, то есть движение, бег продолжится…
Такой он, говоря высокопарно, сформулировал для себя алгоритм действий. Но всё же подумал машинально: из одного ли ряда эти понятия — «дверь» и «путь»? Решил: а почему бы и нет? Идёшь себе по пути, вдруг — бац! — и дверь. Ну а дальше опять — путь…
Старики переглянулись лениво, женщины чуть поодаль продолжали неспешную свою беседу, пацанва носилась как угорелая… Ничего кругом не соответствовало торжественности момента, которая была явно придумана Черновым.
— Есть у вас такой человек? — настойчиво и уже намеренно громко повторил он, потому что старики молчали, а он почему-то был уверен, что они могут ответить на вопрос.
Просто уверен и — всё. Точка.
— Говор у тебя чужой, — разродился невинной фразой тот же старик. Видимо, он был главным в здешней тусовке, ему и делегировано право вести дипломатические беседы с разными визитёрами. — Из далёких краёв пришёл?
— Из далёких, — не соврал Чернов. И тут же соврал: — Из тех, откуда родом мои братья в Вефиле.
Помолчали.
Солнце, ещё не слишком горячее, не спеша двигалось к зениту, но двигаться ему предстояло долго. Поэтому и старики, и Чернов никуда не торопились. Да и принято было здесь — не торопиться попусту. И если все сидящие у фонтана смотрели не отрываясь на Чернова, будто он сказанул что-то из ряда вон выходящее, то просто потому, что старикам всякий новый человек, мимоходом вторгшийся в их размеренное подсолнечное существование, интересен и в радость. Почему бы не поговорить с ним, даже если он и впрямь спрашивает из ряда вон выходящее, попросту — странное? Странное о странном человеке…
— Зачем ты пришёл из далёких краёв? — прорезался наконец старик-переговорщик.
— Я же сказал, — терпеливо объяснил Чернов, — ищу человека…
— Почему ты решил, что найдёшь такого здесь?
Никаких откровений свыше Чернову больше не поступало, посему он выкручивался самостоятельно.
— Разве нет в вашем городе таких людей? Мне всегда казалось, что они есть везде и каждый знает о них…
— Может, ты и прав, незнакомец, может, такие люди, что ты ищешь, есть в каждом городе. Но с чего ты взял, что такой человек может показать тебе дверь, которую ты ищешь? Что за дверь такая?.. Вон у нас сколько дверей в домах: стучись в любую… Да ведь тебе самому, похоже, неизвестно, что ты ищешь.
Видимо, тема попа и его собаки была близка не только вефильцам, но и бастарос. Можно сказать и посовременнее: им всем по душе было дурное занятие — потянуть резину.
— А я везде, где прохожу, ищу странных людей, — бесхитростно сказал Чернов.
Сейчас, не подгоняемый подсказками извне, он вовсю старался понизить ситуацию, поскольку опасался, что старцы самого его принимают за, мягко говоря, странного типа.
И своей намеренной бесхитростностью оборвал тягучую резину.
— Может, мы и сумеем помочь тебе, пришелец, — сказал старик. — А не сумеем — не обижайся. Иди дальше, ищи своего непонятного… Но есть и у нас один, который и мыслит не так, как все мы, и поступки его нам не всегда ясны, а что до двери, которую ты ищешь, то он исходил много дорог и побывал в разных местах. И он тоже любит иной раз говорить странные вещи, хотя потом чаще всего оказывается, что никакие они не странные, просто мы, тупые крестьяне, не сразу их понимаем. Ты побеседуй с ним: вдруг да найдёте общий язык…