07-Требуется чудо (Сборник)
Шрифт:
Короче, стал Истомин редким специалистом по цирку. Редким по беспристрастности. Стал говорить о нем с высоких трибун, стал ездить по городам и весям, смотреть цирковые программы, резать артистам правду-матку, которую, к слову, они терпеть не могли. А кто, скажите, ее любит? Да никто и не любит, нет таких мазохистов, а необходимость острой критики признают скрепя сердце, красиво лукавя: критикуй, мол, невзирая на лица, коли установка на то есть, а мы твое лицо хоро-о-ошо запомним — до случая…
А кто бы на их месте, скажите, не искал подспудно случая досадить шибко принципиальному
Но случай пока ни к кому не пришел, и Истомин горько критиковал все и вся.
Читатель вправе спросить у автора: с одной стороны — любовь к цирку неземная, а с другой — сор из избы, так? Неувязочка получается…
А вот и не получается, ответит автор. Вот у вас, читатель, сын двоечник, хулиган, от рук отбился, три привода в милицию, не сегодня-завтра родную бабушку зарежет; уж вы его кроете почем зря, уж вы его ремнем охаживаете, стыдите прилюдно и наедине, а ведь любите, сознайтесь, сердце от любви и боли разрывается… Цирк для Истомина и был таким любимым-ненавистным сыном.
Параллель понятна?.. Если понятна, пошли дальше.
Жена говорила Истомину:
— Не пойму, что у тебя за хобби: цирк или литература?.. Вон тебе из Киева звонили, со студии, надо ехать, утверждать актерские пробы. Поедешь?
— Лень, — говорил Истомин. — Я их уже по телефону утвердил.
— А в Ярославль не лень? — говорила жена.
— А в Ярославль не лень, — говорил Истомин и был житейски прав, ибо вот вам еще одна близкая параллель.
Представьте себе инженера по профессии и, скажем, филателиста по увлечению, стоящего перед сложной дилеммой: провести свободное время — подчеркиваем: свободное! — в родном цеху или же в филателистическом обществе. Куда он пойдет? — вопрос для членов телеклуба «Что? Где? Когда?». И через минуту ответ: он спешит в общество с кляссером под мышкой. Итак, один ноль в пользу клуба знатоков…
Впрочем, речь о свободном времени. Когда, к примеру, надо было написать сценарий для Киева, Истомин зад от стула не отрывал, на телефонные звонки не откликался.
А сейчас ему не писалось, смутный призрак новой повести еще только маячил в опасливом отдалении, и четырехчасовая автомобильная поездка по сухому шоссе пришлась как нельзя кстати: будет время подумать, поломать голову. Истомин считал, что ничто так не способствует процессу творчества, как длинная дорога.
И вот уже утро, и вот уже девять часов, и вот уже выведен из стойла белый «жигуленок» Истомина, и бензина в нем под завязку, и цилиндры в масле купаются, и давление в шинах на должном уровне. «Чтобы не пришлось любимой плакать, крепче за баранку держись, шофер». Песня.
Тут к месту сделать небольшое самокритичное отступление, назовем его — автоотступление. В смысле — авторское, но и в смысле — автомобильное. Почему, справедливо спросите вы, автор так привержен легковому колесному транспорту и разного цвета «Жигули» и «Волги» переезжают у него из повести в повесть?
Что ж, ответит вам автор, вы всецело правы, он сам за собой замечает сей вопиющий недостаток. Но что прикажете делать, если четверть жизни автора проходит в автомобиле? Если он за многие годы настолько прирос к нему, что ездит на нем как в ближнюю булочную, так и в дальние города? И все его герои — под стать ему! — тоже автокентавры: автомобильный капот на теле человека. Или наоборот. Все это — веяние времени, веяние века НТР, когда автосалон заменяет нам кабинет, спальню, гостиную, и уж магнитофонами мы его оснащаем, телевизорами, и встречаемся в нем, и спорим, и любим подчас…
И тем не менее автор кается, просит прощения, бьет челом…
Да, еще одно. Поскольку Истомин уже выехал на Ярославское шоссе в районе ВДНХ, поскольку он уже катит по прямой мимо знаменитого акведука екатерининских времен, оставляя справа не менее знаменитую станцию техобслуживания «Жигулей» и постепенно приближаясь к границе Москвы, то сразу успокоим тех, кто не любит цирк: повесть не о цирке. Если быть точным и справедливым, она — о дороге, о почти прекрасном шоссе Москва — Ярославль, и все, что в повести будет происходить, произойдет в дороге.
Так сказать, дорожная история.
Вот кто их не любит — тут уж миль пардон, как говорится, извините за внимание…
А о цирке больше ни слова. Разве что в конце, когда Истомин доберется до цели своего путешествия.
Давайте обозначим приметы времени. Итак, утро, июнь, температура — двадцать два градуса по шкале Цельсия, облачность — ноль, ветер — слабый до умеренного, южный, зелень сочная, яркая, земля сухая и уже теплая, асфальт упругий и относительно ровный. Красота, кто понимает!
Истомин понимал. Истомин любил ездить в недальние от Москвы города, любил притормозить минут на пятнадцать, поставить авто на обочину, полежать в траве и посмотреть в небо, особенно если оно чистое и высокое. А еще он любил притрассовые деревни, любил прогуляться по их главным улочкам, заглянуть в промтоварные магазины и даже купить там что-нибудь вроде английских лезвий для бритья или венгерских подтяжек, что-нибудь супердефицитное, невесть как задержавшееся в тесной полутьме магазинчика, хотя и абсолютно ненужное Истомину. Ну вот, к слову, брился он электрической косилкой, а брюки поддерживал ремнем…
Да не в покупках дело, не в промтоварах! Истомин был человеком ритуала, а все вышеописанное входило в дорожный ритуал, разнеживало Истомина, даже умиляло, а в общем-то — вот уж поистине нераскрытые тайны человеческого интеллекта — служило неким катализатором мыслительного процесса, который шел сам по себе в недрах подсознания, и вдруг срабатывало где-то что-то, выскакивала наружу преотличная мыслишка, фразочка какая-нибудь или там хитрый поворот сюжета, и опять — внешнее безмыслие, дорога, райцентры, небо, трава, солнце.