1 АВГУСТА 1914
Шрифт:
Почти одновременно с письмом министров царю был вручен поразительный документ — доклад членов Военно-морской комиссии Государственной Думы. Подписанный председателем комиссии кадетом Шингаревым и восемью другими членами Думы, включая Шульгина и Ефремова, доклад был пронизан мыслью – «общественность» должна взять в свои руки обеспечение войны.
«Внимательно изучая доклад, — замечал Н.Н. Головин, — нельзя не заметить, что он весь представляет сложный переплет действительно серьезных обвинений Правительства и Главнокомандования с указанием на упущения более чем ничтожного характера. Таким прямо комическим моментом в трагическом тоне доклада является, например, упоминание о «потрясающей речи одного из членов Государственной Думы» о плохом укреплении Пскова… Насколько форма доклада не отвечает его содержанию, лучшим
Глупец Родзянко, устроивший истерику в Мариинском дворце, не понимал, что проделывали в Думе под самым его носом. Николай II легкомысленно вошел в подготовленную для него ловушку. Близкая к царской семье А. Вырубова со своего уровня понимания событий (наверное, Николай II не поднимался выше) оставила при ретроспективном взгляде трагикомическое описание, как он возглавил армию:
«Ясно помню вечер, когда был созван Совет Министров в Царском Селе. Я обедала у Их Величеств до заседания, которое назначено было на вечер. За обедом Государь волновался, говоря, что, какие бы доводы ему ни представляли, он останется непреклонен. Уходя, он сказал нам: «Ну, молитесь за меня!» Помню, я сняла образок и дала ему в руки… Уже подали чай, когда вошел Государь, веселый, кинулся в свое кресло и, протянув нам руки, сказал: «Я был непреклонен, посмотрите, как я вспотел!» Передавая мне образок и смеясь, он продолжал: «Я все время сжимал его в левой руке. Выслушав все длинные, скучные роли министров, я сказал приблизительно так: «Господа! Моя воля непреклонна, я уезжаю в Ставку через два дня!» Некоторые министры выглядели как в воду опущенные!»
В начале сентября Николая Николаевича отправили командовать на Кавказ против турок, а царь стал Верховным Главнокомандующим, что, помимо прочего, влекло необходимость быть при Ставке в Могилеве. Он описал в письме Александре Федороне прием в Ставке, там не смогли скрыть своего разочарования, «точно каждый из них намеревался управлять Россией». Современники отметили единодушную реакцию обывателя — «царь поехал на фронт – быть беде».
Исполнив, как ему представлялось, желание «общественности», Николай II взялся за «Прогрессивный блок». По всей вероятности, он заключил, что думские деятели спали и видели узреть его во главе армии, остальное пустяки. Пока шла шумиха вокруг командования, Прогрессивный блок официально оформился — 22 августа было подписано соглашение между входившими в него партиями и фракциями. Блок поддержали городские думы Москвы, Петрограда и ряда других городов.
Орган миллионера П.П. Рябушинского «Утро России», торопя события, напечатал список «Кабинета обороны», правительства которое было угодно видеть крупному капиталу. На пост премьера прочили М.В. Родзянко, министра иностранных дел— П.Н. Милюкова, внутренних дел – А.И. Гучкова, военного – А.А. Поливанова, финансов — А.И. Шингарева, путей сообщения — Н.В. Некрасова, торговли и промышленности – А.И. Коновалова, юстиции — В. А. Маклакова, главноуправляющего земледелия и землеустройства — А.В. Кривошеина и тд. Это было слишком для царской власти.
Претензии буржуазии взбесили Царское Село. Потуги царя дать по рукам обнаглевшим претендентам на власть подогрела царица. Она всерьез принимала сравнения придворных льстецов с Екатериной II и, почитая себя единственным «мущиной в штанах» при дворе, советовала царю: «Россия, слава Богу, не конституционная страна, хотя эти твари пытаются играть роль и вмешиваться в дела, которых не смеют касаться». Прослышав о том , что городские думы столкнулись с «Прогрессивным блоком», она добавила: «Никому не нужно их мнение – пусть они лучше всего займутся канализацией». Горемыкин отправился в Ставку к царю за указаниями, и, как он сообщил по возвращении, «все получили нахлобучку за августовское письмо и за поведение во время августовского кризиса». Царь повелел не позднее 3 сентября закрыть Думу.
Из протокола заседания
Председатель: Объявляю заседание Государственной Думы открытым. Предлагаю Государственной Думе стоя выслушать высочайший указ. (Все встают).
Зачитывается указ о роспуске Думы.
Председатель: Государю императору «Ура!» (Долго несмолкаемые крики «ура»). Объявляю заседание Государственной Думы закрытым. (Заседание закрывается в 2 часа 53 минуты пополудни) «.
Две минуты потребовалось царизму, чтобы разогнать оппозицию. И трагикомическое — крики «Ура!» приглушили пинок императорского сапога.
На том практически прекратилась деятельность Прогрессивного блока, который, по мнению Шульгина, избрал путь парламентской борьбы вместо баррикад, путь «суда» вместо самосуда — «наша цель была, чтобы массы оставались покойными, так как за них говорит Дума». Подводя итоги случившегося, В.А. Маклаков заявил на заседании бюро Прогрессивного блока : «Если бы забастовала Россия, власть, может 6ыть,уступила бы, но этой победы я не хотел».
Правая печать радовалась необыкновенно разгону Думы. «Земщина» на другой день после роспуска говорильни восклицала: «Дума, становившаяся с каждым днем все наглее и крамольнее, временно закрыта. Все подлейшие происки желтого блока с предателями во главе разлетелись в прах…»
Несостоявшиеся «революционеры» забили отбой. Им было настоятельно необходимо заверить власть в своей благонадежности и в то же время не потерять лица, сказать стране, что они не оставили своих намерений. Герои словоблудия и коридорные; Робеспьеры в приступе отчаянной храбрости прибегли к эзоповскому языку. 27 сентября 1915 года «Русские ведомости» напечатали фельетон-аллегорию «Трагическое положение» В.А. Маклакова совсем недавно названного в органе Рябушинского будущим министром юстиции (и, отмечает Г. Катков, «тесно связанного с масонами»). «Вы несетесь на автомобиле по крутой и узкой дороге, – открылся Маклаков. — Один неверный шаг,и вы безвозвратно погибли. В автомобиле — близкие люди, родная мать ваша. И вдруг вы видите, что ваш шофер править не может… К счастью, в автомобиле есть люди, которые умеют править машиной, им надо поскорее взяться за руль. Но задача пересесть на полном ходу нелегка и опасна. Одна секунда без управления — и автомобиль будет в пропасти. Однако выбора нет — вы идете на это, но сам шофер не идет. Оттого ли, что он ослеп и не видит, что слаб и не соображает, из профессионального самолюбия и упрямства, но он цепко ухватился за руль и никого не пускает. Что делать в такие минуты?
Заставить его насильно уступить его место? Как бы вы ни были ловки и сильны, в его руках фактически руль, и один неверный поворот или неловкое движение этой руки — и машина погибла. Вы знаете это, но и он тоже знает. И он смеется над вашей тревогой и вашим бессилием: «Не посмеете тронуть!» Он прав: вы не посмеете тронуть, если бы даже страх или негодование вас так охватили, что, забыв об опасности, забыв о себе, вы решились силой схватить руль – пусть оба погибнем,— вы остановитесь: речь идет не только о вас: вы везете свою мать… Ведь вы ее погубите вместе с собой; сами погубите. И вы себя держите, вы отложите счеты с шофером до того вожделенного времени, когда минует опасность… Вы оставите руль у шофера. Более того, вы постараетесь ему не помешать, будете даже советом, указанием содействовать.
Вы будете правы — так и нужно сделать. Но что вы будете испытывать при мысли, что ваша сдержанность может все-таки не привести ни к чему, что даже с вашей помощью шофер не управиться? Что вы будете переживать, если ваша мать, при виде опасности, будет просить вас о помощи и, не понимая вашего поведения, обвинит вас за бездействие и равнодушие?»
Статейка Маклакова нашумела и даже слишком. Аллегория была более чем прозрачна. Охранка совершенно правильно комментировала в сводке настроений: «живейший отклик» на нее в самых широких кругах говорит о росте «антидинастического настроения». Что до руководителей Прогрессивного блока, то они сделали надлежащие выводы. Оттеснить верхи не удалось Натиск в лоб не удался, необходимо прибегнуть к обходным путям. Для этого уже существовали сверхдостаточные возможности как и благовидный предлог – веление обеспечить эффективное ведение вооруженной борьбы.