1 АВГУСТА 1914
Шрифт:
Тысячи русских инженеров и техников отправились в другие страны ставить военное производство. Только в американском штате Коннектикут их работало около двух тысяч человек. Всех их ждали самые срочные дела в самой России.
Ориентация на зарубежную промышленность не оправдала надежд скудных умом царских сановников, но она– была неизбежна. Отечественная буржуазия, кричавшая на всех перекрестках о своем патриотизме и никогда не забывавшая набивать карманы, отнюдь не употребляла сверхчеловеческих усилий для налаживания военного производства. Исполинская гора Военно-промышленных комитетов родила мышь. В середине ноября 1915 года Маниковский в письме
Военно-промышленные комитеты нужны были буржуазии не для налаживания военной экономики, а как форум для вторжения в политику.
Еще более плачевны итоги трудов «Земгора» по обеспечению армии. Даже очень скромные заказы «Земгору» на 74 млн.рублей ретивые «патриоты» сумели выполнить только на 60%. А им поручались вещи самые простые — изготовить 31 тыс. кирок, получено 8 тыс., вместо 4,7 тыс. полевых кухонь сделано 1,1 тыс., проволоки требовалось 610 тыс. пудов,выработано 70 тыс. пудов. Высшее достижение земцев – поставка 100% заказанной рогожи.
Военное производство развивалось помимо, а иной раз, вопреки безмерно шумевшим Военно-промышленным комитетам и «Земгору». Тем не менее, их мифические достижения были на устах очень многих. Почему?
Буржуазия умело и назойливо пропагандировала усилия «Земгора» в санитарном и бытовом обслуживании армии. Складывалось твердое впечатления, что буржуа раздеваются до исподнего, дабы помочь страждущим и увечным воинам. Статистика безжалостно разрушает прекрасный мираж: по осень 1916 года «Земгор» собрал 12 млн. рублей на благороднейшие цели, а 560 млн. рублей ассигновало государственное казначейство. Сколько миллионов прилипло к рукам бескорыстных земцев сказать трудно, во всяком случае так и не удалось выяснить,во сколько раз увеличился числившийся за ними должок – около миллиона рублей государственных средств, в которых они не отчитались еще за русско-японскую войну.
Попытки довести эти данные до всеобщего сведения успеха не имели — ни одна буржуазная, а следовательно, имевшая тираж, газета не бралась их печатать. О чем хлопотал преимущественно «Земгор»? Секрета, правда, в основном для посвященных не составляло. Даже последний премьер маразматического царского правительства князь НД. Голицын высказывал уверенность, что «у союзов готов состав временного правительства, и отделы союзов соответствуют существующим министерствам». И еще одно обстоятельство – «Земгор» уподобляли окопам, в которых укрывались от войны сынки состоятельных классов. Нелепые и претенциозные трусы — «земгусары».
Как тогда с известным лозунгом буржуазии о войне «до победного конца? Он имел смысл для тех, кто выкинул его только в отношении такой России, где власть безраздельно принадлежит буржуазии. Победа императорской России, с точки зрения буржуазии и ее идеологов, создавала бы невероятные препятствия для оттеснения от власти царизма. Отсюда в высшей степени сложная тактика буржуазии и ее партий, имевшая в виду создать затруднения царизму в ведении войны. Расхожее положение «чем хуже, тем лучше» становилось рабочей доктриной буржуазии.
Мы видели ее применение на практике в сфере мобилизации ресурсов страны на войну. Хотя буржуазным партиям декларировать это положение в идеологии было по понятным причинам очень сложно,
фицировать иначе, как «патриотическое пораженчество» в отличие от «революционного пораженчества» большевиков и некоторых других социалистов. Ощущение того, что поражение в войне очистит загнившую политическую атмосферу России,было очень сильным. Как иначе можно объяснить, что в сборнике очерков профессора истории Московского университета видного кадета Кизеветтера, вышедшем в 1915 году, внутренняя обстановка в России в разгар Крымской войны в 1855 году характеризовалась следующим образом:
«С началом войны гипноз колосса на глиняных ногах быстро спал. Вся мыслящая Россия была как бы поражена электрическим ударом. Истинный патриотизм, которого боялись правители, далекие от народа, громко воззвал в душах лучших сынов нации. Севастопольская трагедия виделась им как искупительная жертва грехов прошлого и призывом к возрождению. Искренние патриоты связывали свои надежды с поражением России от внешнего врага. В августе 1855 года Грановский писал: «Известия о падении Севастополя заставили меня разрыдаться… Если бы я был здоров, я бы вступил в ополчение не потому,что я желаю победы России, а потому, что я жажду умереть за нее».
Любой читатель в 1915-1916 годах не мог не провести параллель между настроениями, господствовавшими в России в Крымскую войну, и чувствами интеллигенции в момент выхода очерков Кизеветтера.
Если иметь в виду все это, тогда понятна служебная роль самых, пессимистических оценок Года 1915 российской буржуазией. Конечно, нет никаких причин для радости по поводу того, что сделали с Россией враги и союзники в том году, но равным образом нет оснований утверждать, что реальные возможности страны успешно продолжать войну были подорваны и будущее уже утонуло в беспросветном мраке.
О снарядном «голоде» и «босоногом воине»
Все познается в сравнении. Из того, что в 1915 году русская армия теряла будто бы по два бойца на одного неприятельского, Шульгин, как мы видели, сделал далеко идущие выводы в отношении всей страны. Хотя эти цифры нуждаются в корректировке. Допустим, что дело обстояло именно так. В 1915 году русская армия потеряла 2,5 млн. убитыми, ранеными и пленными.
Враг не мог бы причинить таких потерь, страстно утверждали ораторы и публицисты буржуазии, если бы войска не страдали от острой нехватки вооружения и боеприпасов, армией не руководили бы бездарности, а страна в целом не была бы отсталой.
Взглянем на Западный фронт. Англия, о чем стонала российская «общественность», берегла де людей. Но в 1915 году ее потери составили 268 тыс. человек против ПО тыс. немцев, в 1916 году соотвественно 600тыс. и 297тыс, а в 1917году – 760тыс. и 448 тыс., и только в 1918 году потери поравнялись – 806 тыс. и 825 тыс. Иными словами, в 1915 году, чтобы вывести из строя одного немецкого солдата, англичане тратили 2,5 своих солдат, в 1916 — 1917 годах — по два. Так что английские, не говоря уже о французских, генералы недалеко ушли от своих российских коллег. Утрата в 1915 году 2,5 млн. человек для России драма, уверяет Шульгин. А как с потерей Англией, скажем, в 1916 году 600 тыс. человек? Ее тогдашнее население 45 млн., а России — 160 млн. человек.