1 декабря 1941 года
Шрифт:
Вновь доклад Сталину в присутствии Берии. Берия снова говорит, что, по его данным, нет ничего похожего. Жуков настоял тогда на доразведке.
Якушин вылетел, и все подтвердилось. И Жуков вновь пошёл к Сталину. Это было очень вовремя. Успели выдвинуть под Малоярославец последние резервы и задержать врага.
Советских войск на этом пути не было. Лишь в Подольске имелось два военных училища: пехотное и артиллерийское.
Для того, чтобы дать им время занять оборону, был сброшен небольшой авиадесант под командованием капитана Старчака. Из 430 человек только 80 были опытными парашютистами, еще 200 - из фронтовых авиачастей и 150 - недавно
Но силы были не равны, к немцам пришло подкрепление. Уже через три дня из 430 человек в живых остались только 29, в том числе и Иван Старчак. Погибли почти все, но не дали фашистам прорваться к Москве, дали возможность Подольским курсантам подойти и занять оборону.
Памятуя те события Жуков сказал майору:
– Вот вы и проверите этот бред, а пилота расстрелять всегда успеем.
– Как проверю?
– Полетите с ним на спарке, - кивнул на лётчика командующий, - проверите информацию.
– Да я.., да у меня.., - сбивчиво залепетал майор.
– У меня другое задание. Да он меня к немцам увезёт.
– Я прикажу вас расстрелять немедленно, - рявкнул командующий и, обращаясь к лётчику, приказал: - Немедленно вылетайте. Буду ждать вашего возвращения, - и, обращаясь к майору, прибавил: - Доложите о результате разведки лично мне.
А уже менее чем через час майор НКВД стоял навытяжку перед командующим.
– К Москве действительно идут танки. Почти шестьдесят. Много пехоты за ними. Мы прошли над ними дважды. Нас обстреливали. Перед вражескими танками наших войск нет.
Выслушав майора, командующий велел позвать лётчика и сказал ему:
– Спасибо, тебе, пилот, будешь награждён орденом Красного Знамени, - а потом, обращаясь к порученцу, прибавил: - Прикажите выдать ему водки, чтоб мог обмыть награду с боевыми товарищами. Ещё раз спасибо.
Генерал армии склонился над картой. Одного взгляда на неё было достаточно, чтобы понять: врагу на этом направлении противопоставить нечего.
Он связался с командующими авиацией фронта, чтобы приказать нанести бомбовый удар по колонне. Тот доложил, что на аэродроме базирования бомбардировщиков кончился боезапас. Да и низковата облачность для прицельного бомбометания, а удар по площади ничего не даст. А штурмовая авиация вся задействована под Звенигородом.
Не часто в жизни у генерала армии случались ситуации, когда он не мог принять решения в силу сложных обстоятельств и оказывался безсилен поправить положение.
Он мог только представить себе, как колонна вражеских машин стремительно двигается по Алабинскому полигону к столице. И это случилось именно тогда, когда уже казалось, что враг выдохся и его наступление окончательно захлёбывается.
Наверное, это был самый чёрный день во всём боевом поприще генерала армии. Почти шестьдесят танков! По тем временам - силища огромная. Да ещё пехота на автомобилях.
Выход оставался только один, и генерал армии не мог им не воспользоваться. Он попросил соединить с Верховным Главнокомандующим, просил соединить его со Сталиным.
Полки стрелковой дивизии, прибывшей из Сибири, разгрузились на нескольких полузаметённых снегом подмосковных станциях. Где-то, совсем рядом, спал тревожным сном огромный город. Под утро мороз крепчал, пощипывая щёки, забираясь под шапки-ушанки. Но что сибирякам мороз?! Привычны они к морозу. Да и экипировка под стать погоде - все в добротных полушубках, в валенках.
Резко прозвенела в морозной тишине команда: "Становись", и капитан Михаил Посохов одним из первых встал на краю пристанционной площади, обозначая место построения своей роты, первой в первом батальоне полка. Строй полка протянулся через всю площадь и занял улочку, тянувшуюся вдоль скрытого посадками железнодорожного полотна. Строили повзводно, в колонну по три, готовясь к пешему маршу.
– Теперь уж скоро, - молвил пожилой, видно по всему, бывалый красноармеец, приятной наружности.
Благородные черты лица выдавали в нём человека не простого, хотя он и старался не выделяться среди товарищей. Капитан Михаил Посохов давно обратил на него внимание, ещё в пункте формирования. В их полк добавили людей, мобилизованных в районе Томска, чтобы пополнить его до полного штата. Это было несколько недель назад. Знакомились с пополнением уже в эшелонах, которые летели стрелой к Москве через всю Россию.
Ротному в сложившейся обстановке недосуг побеседовать с каждым. Но с этим красноармейцем он всё же нашёл время переброситься несколькими фразами.
– Как вас величать?
– поинтересовался он вежливо, чувствуя, что этот его подчинённый особенный, предполагая в нём какую-то тайну.
– Красноармеец Ивлев, - ответил тот.
– А как по имени и отчеству величать?
– вдруг с теплотой попросил Посохов.
– Афанасий Тимофеевич.
– Откуда призваны?
– Из-под Томска, с таёжной деревушки, - и он сказал название, которое ничего не дало Посохову, а потому он его и не запомнил.
– Из деревушки?
– спросил Посохов, не скрывая удивления.
– Так точно, - несколько распевно подтвердил Ивлев.
– Учительствовал там.
– Годков-то, небось, немало. Почему призвали?
– Добился, чтоб призвали. Как можно сидеть, коль такое творится. Я ведь кое-что умею. Почитай, империалистическую всю прошёл, да и в гражданскую воевать довелось.
Ивлев умолчал, на чьей стороне воевал в гражданскую, а Посохов и не спросил, поскольку такой вопрос был бы совершенно нелепым.
– И рядовой?
– В империалистическую был, - Ивлев сделал паузу, - унтер-офицером, - намеренно прибавив слово "унтер", хотя офицером он был без этого добавления. - Ну а в гражданскую всяко случалось, там ведь поначалу по должностям определяли, - уклончиво ответил он.
– После ранения и осел в Сибири. Там меня едва выходили на заимке, где спрятали, когда белые наступали.
И в последней фразе он всё перевернул с точностью до наоборот. Оставили его на заимке не красные, а белые, поскольку ранен он был тяжело. Оставили у зажиточного крестьянина, причём с подлинными документами, которыми он после окончания академии Генерального штаба уже не пользовался, и по которым его знали разве только однокашники по кадетскому корпусу, юнкерскому училищу, да первым годам офицерской службы. На спецфакультете академии, куда он поступил после нескольких лет службы, пришлось сродниться с другой фамилией и привыкать к иной биографии...