1 декабря 1941 года
Шрифт:
И вот первые пятнадцать самолётов в снежных вихрях разбега стали один за другим подниматься в воздух. Ивлев увидел в иллюминаторе созвездие куполов знаменитой Благовещенской церкви села Тайнинское, уплывающее под крыло и перекрестился, затем повернулся к Посохову с удивлением посмотревшему на него и впервые назвав его на "ты", тихо молвил:
– Перекрестись, командир, и подумай о Боге. Мы сейчас в его воле. Ведь с неба пойдём в бой... Пусть дарует нам победу.
Посохов молча глядел на Ивлева, не зная, как реагировать. Кто-то нервно хохотнул, заявив:
– При чём здесь Бог? Когда б он был, не допустил бы к нам этих варваров.
Ивлев не стал отвечать, просто запомнил чернявенького красноармейца, не желавшего понимать очевидного. Впрочем,
Станция метро "Сокол" прифронтовой Москвы декабря 1941 года была полупустынна. Шум подходящего из центра поезда перекрыл все существовавшие здесь звуки. Открылись двери вагонов, и на перрон вышел Сталин. Он был спокоен. Твёрдой неторопливой походкой поднялся по центральной лестнице в вестибюль. Единственный охранник уверенно следовал за Верховным главнокомандующим. При выходе на улицу Сталина обступила группа детей. Для каждого нашлось по кулёчку карамелек. Улыбка и добрые светящиеся глаза вождя всегда привлекали ребятишек, сопровождавших его к храму Всех Святых, храму русской воинской славы и тяжкого горя прошедших революционных лет.
Сталин осенил себя крёстным знамением и вошёл в ограду храма. Здесь были похоронены многие русские патриоты, павшие в смутном безвремении. Здесь был похоронен Иван Багратион, отец знаменитого генерала П.И. Багратиона. Сам полководец поставил памятник на отцовской могиле. Русские солдаты не только не смущались его национальностью, но и прозвали по-своему: "Бог рати он". Главный престол был освящен в честь всех святых, а два придела - в честь иконы "Всех скорбящих Радость" и во имя праведных Симеона Богоприимца и Анны Пророчицы. Незадолго до революции, когда шла другая война - Первая мировая, в окрестностях Всехсвятского, близ его церкви, было создано Братское кладбище для павших русских воинов. Святая великая княгиня Елизавета Федоровна, которой принадлежала идея об устройстве этого кладбища, взяла над ним официальное покровительство, ее поддержала Московская городская управа, приняв соответствующее решение в октябре 1914 года. Кладбище было поистине братское - оно предназначалось для погребения офицеров, солдат, санитаров, сестер милосердия и всех, кто погиб "во время исполнения своего долга на театре военных действий", павших на поле брани или умерших от ран в госпиталях. Под него выкупили землю у местной владелицы А. Н. Голубицкой. Попечителем же кладбища стал гласный Московской городской думы Сергей Васильевич Пучков - это его стараниями несколькими годами раньше в Москве был воздвигнут памятник "святому доктору" Ф. Гаазу, который и теперь, к счастью, стоит в Малом Казенном переулке. Открытие Братского кладбища состоялось 15 февраля 1915 года. На нем присутствовала Елизавета Федоровна. Около кладбища освятили часовню, где было совершено отпевание первых похороненных. Первой оказалась погребена погибшая на передовой сестра милосердия О.Н. Шишмарева. На надгробной плите была сделана надпись: "Ольга Николаевна Шишмарева, 19-ти лет, сестра милосердия первого сибирскаго отряда Всероссийскаго союза городов, скончалась 28-го марта 1915-го года от смертельной раны, полученной на передовых позициях".
Епископом Димитрием Можайским было совершено первое отпевание и были погребены сотник В.И. Прянишников, унтер-офицер Ф.И. Попков, ефрейтор А.И. Анохин, рядовые Г.И. Гутенко и Я.Д. Салов, а также 19-тилетняя сестра милосердия А. Нагибина. На территории огромного воинского некрополя-пантеона были похоронены 17,5 тысячи рядовых, более 580 унтер-офицеров, офицеров и генералов, 14 врачей, 51 сестра милосердия и боевые русские лётчики, воевавшие в 1915-1918 годах. Здесь же на отдельных участках были погребены сербские, английские, французские солдаты и офицеры и около 200 юнкеров, погибших в боях в 1917 году в Москве.
В храме началась служба. Пристарелый отец Михаил служил молебен о даровании победы русскому оружию. Верховный, как и все прихожане-мужчины, стоял в правом приделе храма. Он подходил к святым иконам, крестился, обошёл весь храм. Потом тихо и незаметно вышел и спустился в метро.
О том не мог знать на фронте никто, в том числе и Ивлев, но Ивлев был уверен, что это было именно так!
– Помолись, командир, не зря мы над храмом святым пролетаем. Ничего не бывает случайным в мире Божьем. Через какой-то час Бог рассудит нас и воздаст каждому, даровав победу достойным.
И Посохов украдкой перекрестился, произнеся слова молитвы, внезапно вспомнившейся ему из глубокого детства, когда он вместе с матушкой своей бывал в храме в селе Спасское.
– Вот и добре. Теперь я за тебя, командир, спокоен. Теперь верю, что высокая судьба ожидает тебя, что ещё будешь ты большим генералом, причем в тех войсках, к которым приобщаешься сегодня при столь необычных обстоятельствах.
Самолёты легли на боевой курс и через некоторое время шум двигателей стих настолько, что показалось, будто они замолкли совсем.
Прозвучала команда, и Ивлев первым шагнул к распахнутой в белую муть двери, громко сказав:
– Дозвольте мне, товарищ капитан, первому, на правах старшинства... Посохов прыгнул следом.
Тридцать человек рухнули в сугробы близ дороги. Кто-то стонал, кто-то лежал в снегу, не шевелясь. Ивлев, подполз к красноармейцу, лежавшему неподалёку от него, перевернул. Этот был тот чернявенький пересмешник. Пульс у него не прощупывался. Это уже потом было подсчитано, что потери убитыми и ранеными при десантировании составили до 20 процентов. А в тот момент было не до подсчётов. Десантировались прямо перед вражескими машинами так, что бойцы оказались и на дороге и по её обочинам. Немцы, очевидно, не сразу поняли, что произошло, кто посыпался на них с неба и зачем. Загремели выстрелы противотанковых ружей.
Посохов отдавал какие-то распоряжения, распределял цели, указывал прицелы. Ивлев скатился в кювет у дороги. Земля дрожала. К нему приближался танк, башня которого было повёрнута в противоположную движению сторону. Слышался стук пулемёта. Танк поравнялся с ним, и Ивлев бросил противотанковую гранату под гусеницу. Взрывом отбросило в сторону. Танк крутился на месте, но пулемёт продолжал отчаянно работать, выбирая цели близ дороги. Вторую гранату Ивлев бросил на трансмиссию и отполз, изготовившись к ведению огня по экипажу, который должен был покинуть машину. Но тут почувствовал резкий удар и потерял сознание.
А Посохов продолжал руководить боем на этом, одном из важнейших участков смертельной схватки. Горели немецкие танки. Сколько? Много... Подсчитать было невозможно. Потери гитлеровцев будут подсчитаны потом весной 1942 года, а пока, пока жестокий бой распался на несколько очагов.
Первая волна самолётов выбросила 450 бойцов. Девяносто человек разбились сразу. Уцелевших хватило тоже ненадолго. Но они сделали своё дело, задержав танки, заставив их развернуться в боевой порядок, причем во время развёртывания часть танков увязло в глубоком снегу. Когда же гитлеровцам показалось, что они справились с десантом и можно продолжить движение, из-под облаков вынырнули ещё пятнадцать тяжёлых краснозвёздных машин, и снова посыпались в снег красноармейцы, готовые вступить в жестокий бой - люди, презревшие смерть, люди, одолеть которых казалось уже делом невозможным. Снова выстрелы противотанковых ружей, снова взрывы противотанковых гранат, снова безпримерные подвиги бойцов, бросающихся под танки.
Головные подбитые танки загородили на шоссе путь вперёд. Но взрывы уже гремели и в глубине колонны, и в её тылу. О чём думали гитлеровцы в те минуты огненной схватки? Как оценивали они происходящее? Перед ними было что-то из области фантастики. Огромные русские самолеты, проносящиеся над землей на высоте от пяти до десяти метров, и люди, прыгающие в снег, а потом, правда уже не все, поднимавшиеся в атаку и шедшие на броню, на шквальный огонь пулемётов с единственной целью - уничтожить незваных гостей, топтавших родную землю.