10 вождей. От Ленина до Путина
Шрифт:
Маршал Ярузельский с печальным лицом слушал очередной набор московских советов и в конце, как правило, заявлял: польская власть держит ситуацию под контролем. Поймите: прямое вмешательство СССР в наш кризис приведет к катастрофе. Ярузельский был между наковальней польских проблем и занесенным тяжелым военным молотом СССР. Думаю, роль Ярузельского еще должным образом не оценена: он сделал почти невозможное – смог убедить советских руководителей отказаться от «ввода» советских войск в Польшу. Хотя тогда прямо об интервенции ему не говорили. Осторожно, исподволь способствовал тому и маршал В.Г. Куликов, как я тогда понял, внутренний противник еще одной авантюры. А ведь советские войска в Чехословакии, ГДР, приграничных округах СССР
В глубокой тревоге и смятении я спросил Виктора Георгиевича, оставшись с ним один на один:
– Неужели будет совершена еще одна роковая ошибка?
Куликов внимательно посмотрел на меня и негромко заметил:
– Надо, чтобы этой «ошибки» не случилось, – и дипломатично перевел разговор на более безопасную тему.
Едва ли Ярузельский тогда все знал, но догадывался, что Москву не остановил Афганистан; возможна еще более страшная война, теперь европейская. Он как будто чувствовал, что теряющий из-за болезни контроль над собой Брежнев поручил Черненко с группой членов политбюро предусмотреть необходимые меры по отношению к Польше – «на всякий случай».
«Меры» были предусмотрены: 28 августа 1980 года кремлевские ястребы М.А. Суслов, А.А. Громыко, Ю.В. Андропов, Д.Ф. Устинов и К.У. Черненко передали Брежневу документ всего на одной странице. Там говорилось:
«Обстановка в ПНР продолжает оставаться напряженной. Забастовочное движение приобретает общегосударственный масштаб». Далее в документе испрашивалось разрешение «на случай оказания военной помощи ПНР» привести с 18.00 29 августа в полную боевую готовность три танковые дивизии (ПрибВО – 1, БВО – 2) и одну мотострелковую дивизию (ПрикВО). Предусматривалось в общей сложности призвать из запаса 100 тысяч военнообязанных и 15 тысяч машин из народного хозяйства.
«При дальнейшем обострении обстановки в Польше, – говорилось ниже в записке, – потребуется доукомплектовать также дивизии постоянной готовности Прибалтийского, Белорусского, Прикарпатского военных округов до штатов военного времени, а при выступлении на стороне контрреволюционных сил основных сил Войска Польского увеличить группировку наших войск еще на пять – семь дивизий…» {750}
Два-три года спустя пришлось по этому поводу доверительно разговаривать с начальником Генштаба маршалом Н.В. Огарковым, он был очень встревожен. «Еще одна война, теперь на Западе, могла бы стать непосильным бременем для страны». Может быть, он вспомнил так называемое «чудо на Висле» в 1920 году? Маршал намекнул, что имел разговоры с некоторыми членами политбюро, осторожно отговаривал от самой возможности рассмотрения такого решения «польской проблемы».
750
АПРФ. Особая папка. № 682. Л. 1.
Так или иначе Брежнев после ознакомления с этой зловещей бумагой прочамкал:
– Повременим пока…
То ли он не понял существа грядущего страшного дела или не хотел брать еще одну «обузу» на себя и на страну, ясно только одно: здесь генсек проявил спасительную сдержанность. Можно считать, что вопрос о новом вторжении висел тогда на волоске.
Таков большевистский режим, созданный Лениным: от воли вождя, даже больного, зависит порой больше, чем от целого народа…
Почти двадцатилетнее «правление» Брежнева, таким образом, обрамлено в начале и его конце зловещими военными кампаниями, все более расшатывавшими стагнирующий Союз. Вот она, цена большевистского тоталитаризма.
Но в данном случае Брежнев, в силу своего болезненного, старческого маразма, все больше превращался в марионетку системы, освящая своей подписью подготовленные партийным аппаратом решения. Природа весьма экономно наделила генсека интеллектом. Однако он был лидером великой страны.
Таков парадокс власти: порой она долго жалует слабых, но удобных для режима людей.
Маршал, «Герой», лауреат…
Ни в одной стране мира о своих руководителях не рассказывали столько анекдотов, как в СССР. Если о Ленине и Сталине стали делиться народным юмором только после смерти «чудесного грузина», как охарактеризовал его однажды Ленин, то об остальных генсеках и лидерах много рассказывали при их жизни.
Советский политический анекдот, в центре которого обычно находится партийный вождь, совершенно уникальное творение народа. Только так он мог выразить свое отношение к собственным лидерам, в немалой степени фигурам не только зловещим, но часто и комическим в своей личной ничтожности, мелкотравчатости, ограниченности. Дело даже не в малограмотности Хрущева, тщеславии Брежнева, никчемности Черненко, а в специфическом отношении советских людей к системе, в которой они жили. Не имея возможности открыто сказать все, что они думают о «самом справедливом ленинском строе», коммунистической идеологии, всесилии спецслужб, простые граждане в укромных местах «упражнялись» в высмеивании своих лидеров, которые, несмотря на абсолютную закрытость их личной жизни, давали множество поводов для этих насмешек. Особенно преуспел в этом Леонид Ильич Брежнев. Думаю, если бы собиратели этого фольклора суммировали все, что было сказано о генсеке с сарказмом, насмешкой, издевкой, юмором, то получился бы не один том. Особенно высмеивали Брежнева за совершенно невероятное, гипертрофированное тщеславие.
«Правительство запрашивает соответствующий комитет:
– Где находится эпицентр последнего землетрясения?
– Под вешалкой, откуда свалился парадный китель Брежнева…»
Впрочем, анекдоты о Брежневе не надо было «выдумывать». Как вспоминал бывший управляющий делами Совмина Михаил Сергеевич Смиртюков, «автором» многих анекдотов о Брежневе был сам… Брежнев. Он выкинет какой-нибудь «фортель», кто-то из окружения «вождя» расскажет знакомым, те еще кому-то – и пошел гулять анекдот {751} .
751
См.: Аргументы и факты. 1995. № 24.
К концу жизни генсек не мог публично произнести и нескольких фраз, если они не были запечатлены для него на бумажке. Одряхлевший руководитель стал буквальным заложником текстов, которые ему готовили многочисленные помощники. Народное творчество сразу же отразило это в своих анекдотах:
«Брежнев встречает в аэропорту Маргарет Тэтчер и читает по бумажке:
– Дорогая и многоуважаемая госпожа Индира Ганди!
– Леонид Ильич, – шепчет ему помощник, – это Маргарет Тэтчер…
– Дорогая и многоуважаемая госпожа Индира Ганди! – вновь, шамкая, читает генсек, поправляя очки на собственном носу.
Помощник в отчаянии и пытается поправить Брежнева…
– Я и сам знаю, что это Маргарет Тэтчер, но ведь здесь написано: Индира Ганди?!!»
Порой острословы используют образ Брежнева, чтобы высмеять всю дряхлую камарилью, не способную ориентироваться в элементарных вопросах {752} .
Тщеславие – не редкое качество, но обычно люди, которые им поражены, умеют хотя бы как-то маскировать его, камуфлировать или скрывать. Брежнев был не в состоянии этого сделать.
752
О феномене советского политического анекдота хорошо написала Д. Штурман в одной из своих статей. См.: Время и мы. 1983. № 74. С. 128–147.