10 вождей. От Ленина до Путина
Шрифт:
Как правило, критика Горбачева, сводившаяся к трафаретным тезисам оппозиции о «нерешительности» перестройки, диктате центра, отсутствии «стратегии перемен», выводила из себя генсека. Например, когда Ельцин выступил 16 октября 1990 года в Верховном Совете РСФСР и заявил, что Россия не допустит старого командования собой центром, Горбачев тут же «завелся»:
«…Ельцин рвется в президентское кресло… в такой момент. Да, он просто не в себе. Науськивает на меня свое окружение… Им надо дать хорошо по морде…» {1162}
1162
Черняев А.С. Шесть лет с Горбачевым. С. 382.
Где
Прошу рассмотреть».
Генсек, он же президент, наложил резолюцию: «Согласен с предложением. М. Горбачев» {1163} .
Как писал позже Ельцин: «Всем известно, что Горбачев был и остается приверженцем социализма с человеческим лицом. В теории это выглядит красиво. А на практике, бывший генеральный секретарь настолько боялся болезненной ломки, резкого поворота, был человеком настолько уверенным в нашей советской системе, пронизанным ею до мозга костей, что поначалу сами понятия «рынок», «частная собственность» приводили его в ужас…
1163
АПРФ. Записка А.А. Бессмертных М.С. Горбачеву. 6 сектор. 72089. Л. 1.
Самой природой созданный для дипломатии, компромиссов, мягкой и сложной кадровой игры, Горбачев рыл себе яму, окружая себя «типичными представителями» нашей советской государственной машины… Горбачев подталкивал свою команду к резкой смене курса, в то время как собственная политическая судьба вела Михаила Сергеевича к диалогу с левыми силами, к политическому компромиссу с демократами» {1164} .
Для Ельцина разрыв с коммунистическим прошлым был очень непростым. Только легковесно думающие люди полагают, что «еретиком» он стал на волне популизма и личной конфронтации с Горбачевым. Я никогда не забуду, как на последнем съезде, взяв слово, он заявил с трибуны о своем выходе из КПСС.
1164
Ельцин Борис. Записки президента. М., 1994. С. 32–33.
Выступление было кратким, но шокирующим зал. «В связи с избранием меня Председателем Верховного Совета РСФСР и огромной ответственностью перед народом и Россией, – заявил Ельцин, – с учетом перехода общества на многопартийность, я не смогу выполнять только решения КПСС… Поэтому я в соответствии со своими обязательствами, данными в предвыборный период, заявлю о своем выходе из КПСС…» {1165}
Он прошел недалеко от места, где я сидел в зале, и я видел, каким серым стало его лицо…
1165
XXVIII съезд коммунистической партии Советского Союза. 2-13 июля 1990 г. Стенографический отчет. Т. 2. С. 500–501.
Сначала наступила тишина, а затем послышался все нарастающий гул осуждения и враждебности. А Ельцин тем временем тяжелым шагом, ни на кого не глядя, выходил из зала…
Через несколько дней при моей встрече, когда речь зашла о съезде, он вдруг сказал:
– Заявив о своем выходе из партии, я словно что-то оторвал в своей груди… Всю ночь не мог уснуть…
Освобождение от многолетних духовных пут для Ельцина не было легким. В известном смысле это драма всей прожитой жизни, крутой, неведомый поворот.
Интеллектуальная бессонница – это всегда символ тревоги человеческого разума.
Постепенно отношения Горбачева и Ельцина накалились до такой степени, что генсек не мог спокойно говорить о Ельцине. Почти с каждым крупным зарубежным деятелем заводил при встрече разговор о нем, не стесняясь порой в выражениях. За Ельциным пристально следили: каждый шаг его фиксировался спецслужбами. Любой телефонный разговор российского лидера прослушивался. После августовского путча в кабинете у Болдина, начальника аппарата Горбачева, следователи прокуратуры нашли в двух сейфах горы папок с текстами разговоров Ельцина. «Меня, – вспоминает Ельцин в своей книге, – в течение нескольких лет записывали – утром, днем, вечером, ночью, в любое время суток…» {1166} Здесь «перестройка» не предусматривалась.
1166
Ельцин Борис. Записки президента. С. 56.
Но в 1991 году, с самого его начала, сложились объективные предпосылки сближения Горбачева и Ельцина, а точнее, тех сил, интересы которых они выражали. Если бы это произошло, возможно, сегодняшняя история была бы в значительной мере другой. Их объективно толкала навстречу друг другу растущая опасность распада СССР. Ново-огаревский процесс, начавшийся 24 мая 1991 года и имевший целью заключение нового договора о Союзе Суверенных Государств, мог иметь судьбоносное значение для будущего. Ельцин пошел навстречу новому союзу. Еще 4 мая 1991 года он заявил, что встреча высших руководителей десяти республик и президента Горбачева – «большое событие», ибо достигнуто принципиальное согласие заключить новый «Союз суверенных государств, добровольно объединяющихся между собой» {1167} . Союз сохранится – а это главное, заявил Ельцин.
1167
Куранты. 1991. 7 мая.
Должен здесь сказать, что я, как депутат российского парламента, исходя из своих небольших возможностей, все, что мог, делал для сближения Горбачева и Ельцина, видя в этом исторический шанс не только продолжения кардинальных перемен в стране, но и сохранения Союза, страны, где я родился вместе с миллионами своих соотечественников. Два моих выступления – на Съезде народных депутатов РСФСР в Кремле и в Верховном Совете республики – ставили вопрос о глубокой необходимости того, чтобы Горбачев и Ельцин протянули друг другу руки политического согласия во имя будущего России. Им совсем не обязательно «любить» друг друга. Но конструктивно взаимодействовать, сотрудничать – совершенно необходимо. Более того, не имея возможности весной 1991 года встретиться с Горбачевым (мне дважды ответили, что он очень занят), я вместе с СВ. Степашиным (мы с ним были сопредседателями парламентской фракции «Левый центр») и тогда еще генерал-полковником К.И. Кобецом, членом нашей фракции, поехали к председателю КГБ В.А. Крючкову, чтобы передать через него наши пожелания Горбачеву. Шеф КГБ встречался с Горбачевым очень часто. Он принял нас весьма дружелюбно, даже предлагал коньяк во время беседы, процитировал какое-то мое выступление или фрагмент из статьи…
По согласованию со Степашиным и Кобецом мной было сказано, что в нынешней чрезвычайно сложной и взрывоопасной политической обстановке было бы исключительно важно осуществить шаги, которые бы смягчили противостояние республик и центра, Ельцина и Горбачева. Нужен компромисс во имя будущего, конструктивное взаимодействие, даже какое-то джентльменское соглашение. Можно было бы сделать так, заявил я, чтобы Горбачев приехал на заседание Верховного Совета РСФСР с «мировой», то есть выступил бы с примирительной речью, несущей практические позитивные начала политической стабильности и сохранения Союза. Конфронтация не принесет лавров ни тому, ни другому лидеру. Мы сказали Крючкову, что нас никто не уполномочивал на данные предложения (что было в действительности так): просто это наша парламентская (в рамках фракции) инициатива и гражданский долг.