10 вождей. От Ленина до Путина
Шрифт:
– Это правильно, это ваша обязанность.
Но в конце концов президентская интуиция победила расчет его помощников…
– Значит, он действительно обладал интуицией, о которой некоторые говорили с восхищением?
– Он хорошо знал политическую элиту, знал людей, с которыми имел дело, и это помогало его интуиции. Вот пример – отставка Примакова с поста главы правительства. Если бы в тот момент я был помощником президента, я бы ему сказал, что ни в коем случае этого не следует делать. Нельзя трогать Примакова – будут большие потрясения. Я был в этом уверен на сто процентов. А он бы мне также протянул
– В разговоре Ельцин предпочитал слушать или говорить? – спросил я у Евгения Савостьянова.
– Как правило, больше приходилось говорить самому. Он вызывал человека не для того, чтобы при нем произносить речи. Он вызывал, чтобы выслушать подчиненного о его работе, иногда дать какие-то указания, замечания.
– Ельцину интересно было беседовать с человеком, который приходил к нему по делу? Он внимательно слушал, вникал? Смотрел в глаза собеседнику или безразлично отводил взгляд?
– Пока ты говорил, он всегда смотрел тебе в глаза. По всей вероятности, хотел понять, насколько ты сам готов к разговору, в какой степени владеешь материалом. Обычно такие встречи длились минут двадцать. За это время надо доложить, как идут дела по тем направлениям, которыми занимаешься. На каждый вопрос уходило три-четыре минуты. Нельзя растекаться мыслями по древу и философствовать. С Ельциным можно было спорить. Желательно не публично. Не следовало, скажем, на совещании обязательно стараться настоять на своей точке зрения, чтобы президент вначале сказал одно, а потом признал: вот, Иван Иванович все правильно придумал, а я ошибался…
Но спорить с ним можно было, с этим соглашаются все, кто работал с президентом. Он всегда выслушивал своих сотрудников и никогда не говорил: «Заткнитесь, замолчите!» Он любил полагаться на профессионалов. Резолюцию «Не согласен!» можно было увидеть очень редко. Как ни странно.
Симпатии и антипатии
Ельцин был надежным партнером. Если принял решение, от него не отступался. Это происходило только в том случае, если ему подсовывали какую-то ненадежную бумагу, которую потом оспаривали другие чиновники… А если его с аргументами в руках убедили в необходимости какого-то шага и он согласился, то вел себя порядочно. Помнил, что это он принял решение и разделяет ответственность за него. Даже если не подписал документ, а всего лишь сказал: «Действуйте по своему усмотрению».
Бывало другое: он знал, что решение заведомо непопулярное, и хотел, чтобы критиковали какое-то ведомство, а не его самого. Тогда разыгрывалась соответствующая игра: президент возмущался тем, что принимаются какие-то решения, о которых он ничего не знает! Таким образом он выводил себя из-под удара.
Вопрос к Андрею Николаеву, бывшему директору Федеральной пограничной службы:
– А переубедить Ельцина можно было? Или если он занял какую-то позицию, то до последнего стоял на своем? И его с места не сдвинешь?
– Вполне можно было. Он совершенно точно чувствовал, когда человек квалифицированно докладывает, а когда пытается лапшу на уши вешать. Мгновенно мог оценить ситуацию и сказать: «Хорошо, спасибо, идите работайте». Он мог любого остановить, сказать: «Разберитесь, мы к этому вопросу еще вернемся». Как правило, в следующий раз этому человеку не скоро предоставлялась возможность докладывать президенту.
Но мстительным не был. Плохого работника мог без сожаления уволить, но поверженного не топтал. И тех, кто не подчинялся его воле, тоже не заносил в черный список.
– На людях он воплощался в личность жесткую, бескомпромиссную, на первый взгляд откровенно пренебрежительно эксплуатирующую человеческий материал, – рассказывал журналистам Геннадий Бурбулис, который когда-то был очень близок к Ельцину. – Но наедине он был совсем другим человеком: достаточно мягким, внимательно относящимся к своему собеседнику…
Эдуард Россель, многолетний губернатор Свердловской области, в семидесятые годы работал на комбинате «Тагилтяжстрой». Ельцин, тогда еще секретарь обкома, приехал в Нижний Тагил и вызвал Росселя:
– Вы, конечно, знаете, что у нас нет председателя горисполкома?
– Знаю.
– Так вот, я переговорил с секретарями райкомов партии, парткомов, рабочими, Советом директоров Нижнего Тагила. Все единогласно рекомендуют вас.
Россель не принял назначения. Ельцин был изумлен. Он всегда вертел в левой руке, на которой не хватало двух пальцев, карандаш. Услышав отказ, Ельцин от раздражения сломал карандаш и металлическим голосом произнес:
– Я ваш отказ запомню и не прощу.
Тем не менее Ельцин ценил Росселя и продвигал его по строительной части…
Профессиональный политик по определению циничен, иначе едва ли добьется успеха. А Ельцин был равнодушен к горестям и трагедиям жизни?
– Я был очень близок с ним в первую чеченскую войну, – рассказывал Андрей Козырев, – и видел: он чудовищно переживал, видя гибель гражданского населения, разрушения. Другое дело, что в нем политик и администратор всегда брали верх над личными переживаниями. Но только незнающие могут говорить, что ему все было безразлично. Никакого цинизма в нем не было. В нем была политическая рациональность.
– Но Борис Николаевич так легко расставался с самыми близкими людьми, что создавалось ощущение, будто он вовсе не способен к обычным человеческим эмоциям.
– У него личные привязанности не довлели над политической целесообразностью, как он ее понимал. За это его можно критиковать, но политик такого плана должен ставить во главу угла дело, а не личные отношения. И я бы мог сказать: мы пять с лишним тяжелых лет были вместе, и вдруг он меня сдает… Но я понимаю, что он руководствовался только политическими интересами. Нельзя критиковать его за то, что он политические соображения ставил выше личных отношений…
Соратники, союзники и помощники были нужны Ельцину для выполнения определенной цели. Как только цель достигнута, он расставался с этими людьми. Особенно если они начинали говорить о нем что-то плохое, как это произошло с многолетним начальником его охраны генералом Александром Коржаковым.
Ельцин уволил своего помощника Льва Суханова, который прошел с ним самые трудные годы и был исключительно ему предан, и даже не нашел времени для прощальной аудиенции. Суханов вскоре умер, так и не услышав слов благодарности за верную и беспорочную службу. Расставшись с ненужными работниками, Ельцин тут же набирал себе новую команду, которая добивалась вместе с ним следующей цели.