100% и еще чуть-чуть
Шрифт:
Идея бессмертия настолько поразила Мирну, что она захотела стать одной из нас. Любой ценой. Честно говоря, я и сам до этого особо не раздумывал о том, как получилось, что целая группа людей вдруг приобрели сверхъестественные способности, как принято сейчас говорить. Тогда, конечно, если бы местные о нас узнали, то непременно сожгли бы на костре как дьявольское отродье. Не уверен, что этим они добились бы желаемого результата, но кто знает, сколько попыток им бы потребовалось, чтобы успокоиться. На самом деле я не знаю, каким образом мы стали бессмертными. Просто однажды ночью мы, не сговариваясь, собрались все вместе на старой каменоломне. Что привело нас туда? Почему с нами произошло это? Наши теоретики пытались объяснить это уникальным стечением обстоятельств, как то подземные газы, суперлуние, гипноз и прочая ерунда. В конце концов, они были вынуждены признаться, что у них нет ни одной мало-мальски разумной гипотезы. Члены Совета, выслушав их извиняющиеся оправдания, покивали головами, посовещались и вынесли единственно верное
Однако в случае с Мирной такой ответ вряд ли подошел бы. Я действительно хотел, нет – я жаждал понять. Во-первых, потому, что она сумела посеять в моей душе сомнение: случайно появившись, наш дар мог так же случайно и пропасть. Во-вторых, эта девушка на время заменила мне Арин – в ней было то, чего мне так недоставало в жене. Ей было не все равно. Она умела по-настоящему удивляться окружающему миру и любила его всем сердцем. Но что я мог сделать? Вместе мы прибыли на то место, где все когда-то началось. Конечно, ни каменоломни, ни, тем более, нашей деревни там уже и в помине не было. И, несмотря на то, что мне удалось найти по старым картам нужное место, вернуться в прежнее состояние я так и не смог. Хотя бы потому, что ничего толком не помнил. Потерпев неудачу, Мирна не смирилась – она предположила, что, возможно, беременность поможет ей стать одной из нас. Напрасно я пытался ее разубедить – каждый из нас неоднократно проходил через отношения со смертными, в результате которых рождались самые обычные дети, которые взрослели, старели и умирали. У нас было трое детей, причем первый был зачат как раз на том самом месте. Двое других были, скорее, жестом отчаяния. Приятным для меня жестом, не стану возражать. Однако годы шли, и Мирна вместо того, чтобы проживать свою жизнь, медленно старела в безуспешных поисках бессмертия. Забавно, не находите? В конце концов, я нашел ее в ванне с холодной водой и перерезанными венами. Ее увядающее тело удалось спасти, на разум навсегда оставил эту несчастную. Все наши дети воспитывались в лучших пансионах, которые я только смог найти, и со временем добились в обществе определенного положения. Один из них даже стал премьер-министром, но мне не хотелось бы называть имен – его до сих пор чтят на родине как национального героя, и обнародование подобной информации может вызвать международный скандал.
Иногда я думаю о том, как сложилась бы моя жизнь, если бы не было всего этого. И если первое время я отмахивался от таких мыслей, то теперь мне кажется, что это было бы даже не плохо. Да, к этому моменту даже мои останки превратились бы в пыль, но разве не стоили бы те чувства, которые я когда-то испытывал, вечности? Возможно, что в них не было ничего особенного, но мне так хотелось помнить их чистыми и всеобъемлющими, что я готов был – пусть мысленно – променять их на бессмертие. Арин не была похожа на других женщин, с которыми мне приходилось общаться прежде. Уверенная в себе, смелая, целеустремленная – если, конечно, можно говорить о целеустремленности в рамках средневековой деревни, находящейся у черта на куличках. Я влюбился с первого взгляда. Она рано овдовела, причем первый муж пропил все, что только мог – после его смерти хозяйство находилось в таком плачевном состоянии, что проще было представить, будто его и не было вовсе. Люди в деревне поговаривали о том, что она сама и помогла непутевому мужику отправиться к праотцам, но разбираться в этом никто не стал – тем более что тела так и не нашли. Но я точно знал, что она ни в чем не была виновна. И дело было не в том, что любовь застилала мне глаза. Все гораздо прозаичнее: это я его убил. Нет, не так. Я хотел его убить, но сделать это в честном поединке, а не из-за угла. Да, я тайно встречался с замужней женщиной, можете неодобрительно кинуть в меня сапогом. Наши с Арин отношения начались задолго до этого, но местные обычаи не позволяли ей развестись с пьющим, но все же супругом. Мы долго думали о том, как быть, и, в конце концов, она предложила беспроигрышный, как нам тогда показалось, вариант. Угостив пару раз… как же его звали? В общем, угостив его пару раз вином, я переместился в разряд лучших друзей моего соперника, и уже через несколько дней мы вместе шагали по горам, болтая о всякой ерунде. Он открылся для меня с совершенно неожиданной стороны, и, помню, в какой-то момент я усомнился в правильности того, что собирался сделать. Но каждый раз, когда я сбивался с намеченного курса, перед моими глазами возникал образ Арин – и это придавало мне уверенности в себе.
– Скажи, друг, а что ты все пьешь да пьешь? Посмотри, в каком состоянии твой дом, того и гляди развалится, – я не допускал и мысли о том, чтобы ударить в спину, мне нужен был повод для честной драки. Если я проиграю, то Арин обещала покончить с собой, чтобы мы могли встретиться на небесах. Христианские постулаты о том, что самоубийц ждет ад, в наших краях не пользовались особой популярностью, так что мы были уверены в том, что в любом случае для нас все закончится хорошо.
– А что мне еще остается? Она из меня все соки выпила. Ты меня раньше не видел – я руками подковы гнул. А сейчас? Я еще никому не говорил об этом, но ты…
Я даже не успел как следует удивиться и вникнуть в смысл его слов, как он вдруг взмахнул руками и исчез из виду. Пару секунд я не мог сообразить, что произошло, однако все тут же прояснилось. Узкая тропа, по которой, по всей видимости, давно никто не ходил,
Томас с кем-то говорит по телефону, сидя за рулем. Голос у него обеспокоенный, что случается довольно редко. Наверное, опять у него в семье очередные похороны. Вот кого бы я с удовольствием присоединил к нам! Верный, исполнительный и, что самое важное, молчаливый! Сможет ли его сын стать таким же? Остается только надеяться на это.
– Это звонит ваш сын, Нанна умирает, – Томас, не оборачиваясь, протягивает мне трубку через плечо.
В первый момент я совершенно не понял, о ком он говорит. Наннна? Умирает? Какое это может иметь ко мне отношение? Когда до меня дошел смысл сказанного, я дрожащими руками схватил телефон и закричал в трубку:
– Кевин, что за идиотские шутки?! Я тебе своими руками спущу к Колману, как только приеду!
Сын лепетал что-то невнятное, и голос у него был испуганный, но меня он никогда не боялся – это я усвоил давным-давно. Боже мой, неужели действительно что-то произошло с бабушкой? Но это невозможно! То есть…
– Так, прекрати истерить и отвечай на вопросы. Что с ней? И почему ты считаешь, будто она умирает?
Слушая сбивчивый рассказ Кевина, я все глубже вжимался в кожаное кресло своего авто, которое возвращало меня из аэропорта домой. Все тело стало тяжелым, рука, которой я держал трубку, казалось мне пудовой гирей. То, что я услышал, звучало как дурно сон, который невозможно пересказать, только чувствовать. Где мы? Я выглянул в окно и выругался: дьявол, еще ехать больше часа.
Все было, как обычно. Бабушка сначала пыталась достать Кевина бесконечными расспросами о его успехах в учебе, хотя он давно бросил все, что мог, и теперь откровенно бездельничал. Тот, естественно, язвил в ответ и городил всякую чушь. Бабушка доверчиво кивала и радовалась тому, что ее внук якобы занимается исследовательской деятельностью. Потом она вышла, чтобы налить себе чаю – несмотря на многочисленную прислугу, старушка никому не доверяла этот ритуал и всегда лично заваривала ароматную траву и разливала напиток по чашкам. Некоторое время ничего не было слышно, а потом вдруг раздался звук бьющейся посуды. Сыну очень жаль, он во всем винит себя, если бы он сразу побежал проверить, в чем дело, и так далее.
– Не тяни!
Кевин несколько раз окликнул бабушку, сидя в кресле, а когда она не отозвалась, ворча, поднялся и пошел посмотреть, что она там опять учудила. Бабушка лежала рядом с подносом, вокруг валялись чашки. Сначала он подумал, что она притворяется, но тут же отогнал от себя эту мысль. Подбежав к ней, он приподнял ее голову и заглянул в глаза – она еще была в сознании и что-то силилась сказать.
– Что?
Кевин не смог разобрать. Ему показалось, что она просила помочь ей. Я вспомнил случай, когда сын, будучи еще подростком, решил подшутить над своей бабкой и подсыпал ей снотворное в утренний кофе. Правда, порошок возымел совершенно противоположный эффект, и следующие несколько ночей мы не имели возможности выспаться из-за невероятно бодрой и общительной старушки, которой вдруг пришло в голову, что ночные разговоры – лучший способ провести время. Конечно, когда все выяснилось, Кевин получил такую взбучку, что пообещал больше никогда не проводить над Нанной никаких экспериментов. Возможно, он решил, что пришло время для очередного розыгрыша. Недолго думая, я задал этот вопрос сыну, мысленно пообещав себе простить всех вокруг и построить дом для сирот, если выяснится, что все это дело его рук.
– Ты что? Да я никогда бы… – судя по голосу, сын обиделся, но в этот момент мне было не до сантиментов.
– Давай не будем. Просто отвечай: ты имеешь к этому отношение?
– Нет! Боже мой, конечно, нет!
Час от часу не легче. Я почувствовал, как по моему телу ползет противный липкий страх, поднимаясь от ног к животу и зажимая все тело в тиски. Неожиданно мне пришло в голову, что и Кевин, скорее всего, испытывает те же чувства. Вот она – истина в последней инстанции. Несмотря на все наши стенания по поводу неудобств, которые доставляет необходимость засыпать и просыпаться на фоне стремительно бегущего времени, никто из нас в действительности не хотел умирать. И дело даже не в том, что мы могли потерять родного человека. Мы до приступов тошноты боялись за собственную шкуру и готовы были на все, лишь бы эта безумная пляска продолжалась и дальше.