100% и еще чуть-чуть
Шрифт:
– Так ты сама по себе? – чтобы как-то начать разговор, я решил, что уместно будет спросить ее о том, кто она и зачем.
– Ага, как-то так.
– И на что живешь?
– Это как придется. Сегодня вот ты согласился меня накормить, а вчера одна семейная парочка поделилась продуктами. В общем, не голодаю.
– Рад за тебя. Вот только еда – это ведь не все, что нужно человеку.
– Не все. Но я привыкла думать о проблемах по мере их возникновения.
– Дурацкая стратегия.
– Возможно. Но меня она пока ни разу не подводила.
– А планы на будущее? Семья, работа?
– Какие планы, дядя? Мне девятнадцать лет, у меня нет ни денег, ни дома, ни богатенького родственника, который согласился бы мне все это организовать. Да, и желания зарабатывать с помощью самораздвигающихся ног, как ты мог предположить, тоже нет.
– И в мыслях не было.
Мирне тоже было девятнадцать, когда мы познакомились. Автоматически я представил сидящую напротив меня девушку в белом халате и чепце – сходство получилось пугающим. Если бы не слишком развязное поведение, то можно было предположить, что передо мной сидит ожившее воспоминание.
– Как тебя зовут? – я спросил это скорее автоматически, чтобы она не истолковала неправильно слишком долгое молчание.
– Инга. Типа я из Скандинавии и все такое. На самом деле я родилась здесь, и вообще никуда не уезжала отсюда за всю свою жизнь. Ненавижу этот город.
– А родители?
– Анкета?
– А если бы и так?
– Почему нет – ты ведь платишь за обед. Отца не знаю, мама куда-то умотала, когда мне было двенадцать. Воспитывала меня бабка, но она не дружит с головой, так что в прошлом году я сбежала от нее – и вот я сижу перед тобой и жду, пока принесут заказ. Шикарные запахи, кстати. Я сейчас начну переваривать себя изнутри. Захватывающая биография, тебе не кажется?
– Да, веселого мало. А что не так с твоей бабкой? Она тебя била?
– Нет, что ты! Моя ба – божий одуванчик, но она достала всех вокруг рассказами о своем якобы благородном происхождении. Целыми днями могла трындеть об одном и то же. Первые десять раз было интересно, но потом, сам понимаешь, надоело.
– И что за рассказы?
В этот момент принесли наш заказ, и Инга накинулась на еду, не думая об этикете. Меня это нисколько не беспокоило – за свою долгую жизнь я видел и не такое. Однако набитый рот не мешал ей болтать:
– Тебе интересно послушать старушкины сказки? Ты смелый человек. А сам-то почему ничего не ешь?
– Я не голоден.
– Ну, как знаешь. На протяжении нескольких лет бабка каждый вечер перед сном заводила один и тот же разговор: мол, ее дед был большим человеком – настолько большим, что о нем пишут в энциклопедиях. Ставят ему памятники, печатают изображение на почтовых открытках, понимаешь? Можешь представить себе, какие сны мне после этого снились.
– А как его звали?
– В том-то и дело, что она никогда не называла никаких имен. Разводила тайны мадридского двора почем зря. Говорила, что он вроде как премьер-министром был. Я, когда еще маленькой была, по наивности перерыла все книги и составила список своих предполагаемых предков. Чушь, конечно, но это я сейчас понимаю, а тогда было жутко стыдно делиться с одноклассниками своими бреднями и выслушивать их издевательства.
Мне стоило огромных усилий сохранять спокойное выражение лица. Наверное, со стороны я выглядел как человек, который очень хочет пустить газы, но изо всех сил старается сдержаться. К счастью, Инга была слишком занята вторым блюдом, чтобы заметить все это.
– Я понимаю, почему моя собственная мать тоже сбежала. Наверное, ей просто надоело слушать истории о героическом прошлом нашей семейки и при этом видеть ее жалкое настоящее. Мне вот интересно: это наследственное? То есть моей бабке тоже рассказывали все эти байки?
– Почему ты так уверена в том, что все это неправда?
Инга могла и не отвечать. Независимо от того, как она сама все это оценивала, я знал, в чем дело. Понимание того, что все могло быть иначе, часто становится неподъемным грузом даже для самых сильных из нас. Проще поверить в то, что плохо было всегда. Вот встаю я сейчас перед ней с гордым видом и заявляю: милочка, я – твой далекий предок, давай обнимемся. Будет у тебя теперь все, что душе угодно. Если не считать того, что мало кто способен адекватно воспринять идею бессмертия не теоретически, а банально и на практике, то к чему все это вообще приведет? Сидит с тобой рядом мужик, которому несколько сотен лет – и что ты будешь делать по этому поводу? Тем не менее, Инга вызывала во мне острое чувство причастности к ее судьбе. Ни разу в жизни я еще не встречался со своими потомками, особенно такими дальними. Все же генетика – наука всех наук. Теперь мне стало понятно, что поразительное сходство с Мирной не является случайным – те же черты лица, даже голос тот же.
Конец ознакомительного фрагмента.