100 великих оригиналов и чудаков
Шрифт:
Но ведь у несчастной было перерезано горло. Неужели это сделал Сухово-Кобылин? Или он приказал зарезать свою любовницу кому-то из прислуги? Невероятно. Одно дело — порыв в состоянии аффекта, другое — хладнокровное убийство. И зачем оно ему? Да и что он за чудовище, если после всего этого поехал на бал?!
Подробно изложил историю Луизы Симон-Деманш Л. П. Гроссман в книге «Преступление Сухово-Кобылина» (1927). У него не было сомнений: развратный и жестокий помещик-самодур убил свою любовницу и заставил подневольных крепостных взять вину на себя. Ведь в письме, вызывая её из поместья в Москву, он намекнул на свой кастильский кинжал, вблизи которого она должна находиться.
«Великосветский
Слухи о загадочном убийстве быстро распространились по Москве. Высказывались разные версии. Л. Н. Толстой написал своей тётке Т. А. Ергольской 7 декабря 1850 года: «При аресте Кобылина полиция нашла письма Нарышкиной с упрёками ему, что он её бросил, и с угрозами по адресу г-жи Симон. Таким образом, и с другими возбуждающими подозрения причинами, предполагают, что убийцы были направлены Нарышкиною».
Согласно такой версии, произошло, как теперь называют, заказное убийство. Но и тут не всё сходится. Кто и как совершил преступление? Неужели этот вариант не был обдуман следователями? Скорее всего, именно кто-то из них разгласил тайну следствия и сообщил о найденных письмах и о предполагаемых наёмных убийцах. Но почему преступников искали среди крепостных Сухово-Кобылина, а не Нарышкиной? Не могла же она вступить в тайный сговор со слугами Симон-Деманш и уговорить их совершить преступление. Да и какой им смысл убивать свою хозяйку?
Судя по воспоминаниям Е. М. Феоктистова, Нарышкина имела властный и решительный характер: «Она многих положительно сводила с ума; поклонники этой женщины находили в ней необычайную прелесть, — на мой же взгляд, она не отличалась красотой: небольшого роста, рыжеватая, с неприятными чертами лица, она приковывала к себе внимание главным образом какою-то своеобразной грацией, остроумною болтовнёй и той самоуверенностью и даже отвагой, которая свойственна так называемым „львицам“».
Сухово-Кобылину он дал и вовсе уничтожающую характеристику: «Его натура, — грубая, нахальная, нисколько не смягчённая образованием; этот господин, превосходно говоривший по-французски, усвоивший себе джентльменские манеры, старавшийся казаться истым парижанином, был, в сущности, по своим инстинктам, жестоким дикарём, не останавливающимся ни перед какими злоупотреблениями крепостного права: дворня его трепетала».
То, что Сухово-Кобылин был крепостником, и не из либералов, вряд ли можно оспорить. Но мог ли он убить свою любовницу? Ведь она готова была уехать в Париж, о чём ему писала незадолго до смерти. Неужели он мог убить её под воздействием чар Нарышкиной? Невероятно. Он был волевым и самостоятельно мыслящим человеком. Это доказывают созданные им три великолепные пьесы. А вот как описал он в августе 1856 года московские торжества по случаю коронации Александра II:
«В 2 часа началось шествие. Жандармы, лакеи, конвой. Азиаты, казаки линейные, атаманские; депутации: черкезы, бухарцы, киргизы, грузины… Рядом за этими вольными народами, за этими крепкими натурами, энергичными лицами тащились бесшляпные, гладкорожие, жирные, подловатые, изнеженно-гнилые русские дворяне…
Четыре кареты были нагружены Государственным Советом и министрами. Сколько в этих четырёх золочёных ящиках было соединено грязи,
Мог ли человек, написавший это в своём дневнике (не для других), поддаться на уговоры ревнивой женщины и приказать своим крепостным совершить убийство? А о его отношении к Симон-Деманш свидетельствует такая дневниковая запись от 28 ноября 1855 года, после успешной премьеры его пьесы «Свадьба Кречинского»:
«Я ускользнул из ложи, как человек, сделавший хороший выстрел, в коридор. Услышал целый гром рукоплесканий. Я прижал ближе к груди портрет Луизы — и махнул рукой на рукоплескания и публику». И ещё одна запись: «Странная Судьба. Или она слепая, или в ней высокий, сокрытый от нас разум… Веди меня, великий слепец Судьба. Но в твоём сообществе жутко. Утром был с А. на могиле моей бедной Луизы».
Незадолго до преступления он попал в нелёгкую ситуацию из-за своих любовных похождений. Нарышкина забеременела от него, оставаясь в браке с другим. Симон-Деманш угрожала отъездом в Париж. Терять её Сухово-Кобылин не хотел, хотя и продолжал встречаться с Нарышкиной. От неё ему тоже пришлось терпеть скандалы за продолжающуюся связь с Симон-Деманш.
Так что же всё-таки произошло? Наиболее вероятна, мне кажется, такая версия. В тот роковой вечер Луиза Симон-Деманш решила навестить своего неверного любовника и покровителя. Возможно, она предполагала встретить там ненавистную соперницу — Нарышкину. Но не исключено, что их встреча произошла случайно. Луиза вне себя от гнева устроила скандал.
Взбешённый Сухово-Кобылин резко толкнул её. Она ударилась головой о камин и, потеряв сознание, упала на пол. Он в истерике выбежал из комнаты (возможно, крича слугам: «Уберите её!»). Нарышкина, видя, что соперница жива, приказала вошедшим слугам убить её или сделала это раньше собственноручно, находясь в состоянии аффекта. Она могла пригрозить крепостным в случае непослушания каторгой и обвинением в убийстве.
Несчастную Луизу могли сначала душить подушкой. «Для верности» Егоров перерезал ей горло, полагая, что она уже мертва. Брызнула кровь. Тело вытащили через заднее крыльцо (поэтому там остались потёки крови), погрузили в повозку и увезли. Сухово-Кобылину Нарышкина могла сказать, что слуги увезли Симон-Деманш домой. А им объяснила, как вести себя на следствии: ничего, мол, не знаем, не видели и не слышали.
Странно, что предположение о возможном участии Нарышкиной в преступлении ни следствие, ни суд не рассматривали, её по данному делу не допрашивали. В начале декабря 1850 года она уехала (сбежала?) в Париж. Спустя несколько месяцев родила там дочку, которую Сухово-Кобылин позже признал своей. В Россию Надежда Нарышкина не вернулась.
Не исключено, что при расследовании приведённая выше картина убийства была восстановлена. Крепостным приказали не говорить правду под угрозой каторги, а участие в преступлении Нарышкиной скрыли. От тех чиновников, которые слишком много знали, Сухово-Кобылину пришлось откупаться, и недёшево.
Эта версия представляется наиболее вероятной.
После гибели Луизы Симон-Деманш ему суждено было прожить более полувека, быть свидетелем триумфального успеха комедии «Свадьба Кречинского», написанной им в период следствия, увидеть на сцене две другие свои пьесы — «Дело» и «Смерть Тарелкина», стать в результате классиком русской драматургии. В отрочестве и юности он был современником Пушкина и собеседником Гоголя; в старости стал почётным академиком Петербургской АН вместе с Максимом Горьким.