100 великих тайн
Шрифт:
«Иган является установленной разведчицей. Непонятно, что могло вас сближать с ней».
«О шпионской работе Иган против Советского Союза я ничего не знала. А вообще, мы с ней очень дружили, она часто бывала у меня, приходила запросто, называла меня своей подругой. Через нее я познакомилась с руководителем редакции журнала полковником Филипсом, его женой Тейси, а также с некоторыми другими сотрудниками. Так я стала вхожа в посольство и военную миссию США, американцы, в свою очередь, бывали у меня. Общалась я и с сотрудниками английской военной миссии майорами Тикстоном и Нерсом».
«Вы назвали всех? У вас ведь были и другие связи. Почему вы о них не говорите?»
Поняв, что от полковника ничего не скроешь, Зоя Алексеевна назвала еще одно, самое дорогое ей имя.
«Еще я была знакома с заместителем главы морской секции американской военной миссии Джексоном Тейтом. С ним у меня были особенно хорошие отношения. Вскоре после нашего знакомства я начала с ним сожительствовать и в настоящее время имею от него ребенка».
Как же так? В анкете арестованной черным по белому написано: родители умерли, сестры живут в Москве, муж – Рязанов Александр Федорович, жив-здоров. Дочь Виктория Яковлевна, 1946 года рождения. Почему Яковлевна? На этот вопрос мы, к сожалению, не знаем ответа.
Полковник Лихачев на признание Федоровой отреагировал весьма своеобразно. Он резко пресек излияния Федоровой.
«Следствие интересуют не ваши интимные отношения с иностранцами, а ваша преступная связь с ними. Об этом и рассказывайте. С кем из своего окружения вы знакомили иностранцев?»
«С сестрами – Марией и Александрой, мужем Марии – артистом Большого театра Синицыным, моим мужем – композитором Рязановым, художницей «Союздетфильма» Фатеевой, сотрудницей «Огонька» Пятаковой и моей школьной подругой Алексеевой».
В ночь под Новый год состоялся следующий допрос, на этот раз куда более жесткий.
«На предыдущих допросах вы отрицали совершенные вами преступления против советской власти. Учтите, ваша преступная деятельность следствию известна, и если вы не станете рассказывать об этом, мы вынуждены будем вас изобличать».
«Изобличать меня не надо, – чего-то испугалась Зоя Алексеевна. – Оказавшись в тюрьме, я пересмотрела всю свою жизнь, все свои настроения и связи и пришла к выводу, что заключение меня под стражу является правильным».
Эта фраза явно не ее: и стиль другой, и слова не из лексикона актрисы. Скорее всего, начали приносить плоды те самые допросы, протоколы которых не велись.
«А конкретнее, – подтолкнул ее полковник. – В чем вы признаете себя виновной?»
«В том, что на протяжении последних лет проявляла резкие антисоветские настроения и высказывала намерение любыми путями выехать в Америку… Как я уже говорила, отцом моего ребенка является Джексон Тейт. Хочу откровенно сказать, что мною руководила мысль с помощью ребенка привязать Тейта к себе и, если представится возможность, уехать с ним из Советского Союза в США. Правда, моя сестра Мария на этот счет придерживалась другого мнения: она советовала добиться от Тейта получения денег на содержание ребенка, ведь жена Тейта – владелица нескольких заводов по производству стали, и этому состоятельному семейству ничего не стоило перевести на мой счет крупную сумму. Приняв решение, я попросила Иган передать Тейту письмо, который к этому времени уехал в США: в письме я сообщала о своей беременности. Не получив ответа, передала письмо через Холла, но тот Тейта не нашел, так как он уехал куда-то на Тихий океан. После рождения Виктории я передала в Америку ее фотографии, но так и не знаю, дошло ли все это до Тейта. В Москве об этих письмах никто не знал, так как отцом Виктории был объявлен мой муж Рязанов».
Самое странное, что Рязанов против этого не возражал. Арестованный несколько позже, он на одном из допросов показал: «В конце июля 1945 года Федорова по секрету сообщила мне, что беременна от сотрудника американской военной миссии капитана 1 го ранга Джексона Тейта, который уже уехал в США. Мы условились, что в качестве отца ребенка она будет называть меня. Я пошел на это потому, что тоже высказывал желание уехать в Америку и надеялся осуществить этот план с помощью Федоровой».
«В чем вы еще признаете себя виновной?» – спросил полковник.
«Говоря откровенно, сборища на моей квартире нередко носили откровенно антисоветский характер. Собираясь вместе, мы в антисоветском духе обсуждали внутреннюю политику, клеветали на материальное благосостояние трудящихся, допускали злобные выпады против руководителей ВКП(б) и советского правительства. Мы дошли до того, что в разговорах между собой обсуждали мысль о свержении такого правительства. Например, артист Кмит (Петька в фильме «Чапаев») в ноябре 1946 года заявил, что его враждебные настроения дошли до предела, в связи с чем он имеет намерение выпускать антисоветские листовки. Я и моя сестра Мария тут же выразили готовность распространять их по городу».
Ну разве могла Федорова произнести такое: «Клеветали на материальное благосостояние трудящихся»? Да и Кмит наверняка понимал бессмысленность затеи с листовками. Нет, все эти формулировочки родились в профессионально отшлифованном мозгу следователя. Кстати, это подтвердится много лет спустя: протоколы допросов во многом сфальсифицированы, следователи не только задавали вопросы, но и сами отвечали на них, вставляя в ответы термины, один ужаснее и позорнее другого, как напишет Зоя Алексеевна.
А пока… пока следствие шло своим ходом. Полковник подводил Федорову к самому главному:
«Какие конкретные методы борьбы против советской власти вы обсуждали?»
То, что сказала Зоя Алексеевна (или что ее заставили сказать), настолько ужасно, что вызывает удивление, как она могла подписать этот протокол! А ведь ее подпись на каждой страничке. Неужели не понимала, что подписывает себе смертный приговор?!
«Мне тяжело и стыдно, но я должна сказать, что в ходе ряда враждебных бесед я высказывала террористические намерения против Сталина, так как считала его основным виновником невыносимых условий жизни в Советском Союзе. В связи с этим против Сталина и других руководителей ВКП(б) и советского правительства я высказывала гнусные клеветнические измышления – и в этом признаю себя виновной».
Ловушка захлопнулась! Федорова была обречена. Полковник Лихачев ликовал: раскрытие покушения на вождя – большая заслуга, которая, несомненно, будет замечена руководством. А если учесть, что во время обыска на квартире Федоровой обнаружили «браунинг» – то вот оно и орудие убийства. И не имеют значения слова подследственной, что пистолет якобы подарил знакомый летчик в память о поездке на фронт: пистолет надо было сдать, а раз не сдала – статья об ответственности за незаконное хранение оружия. У следствия нет сомнений, что «браунинг» можно было использовать при покушении на Сталина. Так что все сходится.