100 знаменитых судебных процессов

Скляренко Валентина Марковна

Париже, рукопись, в которой подробно излагались планы французских фортификационных сооружений. Некоторые детали изложения указывали на то, что над данной бумагой поработал не простой шпион, а работник Генерального штаба.

Естественно, контрразведка проявила вполне объяснимый интерес к автору найденного опуса. Установление личности шпиона спецслужбы начали с того, что сопоставили почерк сотрудников Генштаба с почерком автора рукописи. В итоге кому-то из участников розыскных мероприятий показалось, что почерк одного из сотрудников проверяемой организации -35летнего Альфреда Дрейфуса — чем-то напоминает (!) манеру письма неизвестного шпиона.

Столь ничтожной зацепки для ареста капитана, понятно, было недостаточно. Тогда французские контрразведчики взялись «копать» прошлое подозреваемого. Выяснилось, что никаких причин изменять своей стране у военного не было. Однако при сборе информации всплыл интересный факт: этот богатый, холодный, сдержанный и малообщительный человек, отличавшийся склонностью к снобизму, на самом деле не француз по национальности,

а еврей. Да к тому же родившийся в самой восточной провинции государства, густо населенной немцами, — Эльзасе. Да, Франция была первой европейской страной, предоставившей евреям равные права, но, тем не менее, давние традиции ненависти к ним так и остались неизжитыми. Это особенно наглядно проявилось в ситуации, когда подвернулась возможность свалить на представителя гонимой расы чужие грехи. Кстати, даже более прогрессивные в этом вопросе «левые», хотя и выступавшие в деле Дрейфуса против правительства, церкви и военных, на сторону несчастного капитана стать отказались. Лидеры «левых» настояли, чтобы социалисты в защите псевдошпиона не участвовали, чтобы не дать «еврейским капиталистам» шанс «использовать реабилитацию одного еврея и смыть тем самым все грехи Израиля». Лишь годы спустя некоторые французские социалисты признали правоту защитников Дрейфуса.

Понятно, что упустить такую возможность быстро и победоносно завершить дело о шпионаже не упустила бы ни одна спецслужба мира. Раз уж обстоятельства милостиво подсовывают контрразведчикам едва ли не идеального кандидата в шпионы, кто из боссов этой организации, находясь в здравом уме, откажется от такого подарка судьбы?! А тратить время, чтобы искать подлинного автора рукописи, — совершенно лишняя блажь.

В общем, спустя весьма непродолжительное время, 22 декабря 1894 года Дрейфус был обвинен в измене родине и загремел за решетку до суда, а газеты вовсю кричали о скандальном расследовании. Антисемитские издания радостно сообщали о поимке очередного «шпиона-еврея», но большинство газет и журналов выражали сильное сомнение в том, что спецслужбы вышли именно на того человека, который писал о секретах французских фортификаторов. «Это мы еще посмотрим, кто арестован», — скептически хмыкали авторы изданий и высказывали требование проведения открытого процесса над обвиняемым.

Тем не менее ни о каком открытом процессе речь не шла — Дрейфуса ждал трибунал. Единственной уликой, которой располагало обвинение, по-прежнему оставалась злосчастная рукопись. А с ней, кстати, и правда было не все чисто. Во всяком случае, трое из пяти графологов, работавших с данным документом, решительно утверждали, что Дрейфус никакого отношения к нему не имел. Однако на трибунале фигурировали показания двух других экспертов. Возможно, почерк анонимного автора и напоминал им почерк подсудимого, но, скорее всего, графологам было не с руки связываться с военной разведкой, открывшей сезон «охоты на ведьм» и решительно настроенной повесить всех собак на столь подходящего кандидата в предатели родины.

Когда суд вызвал для дачи показаний представителя контрразведки, тот заявил, что в Генштабе уже давно завелся шпион, и военное ведомство долго билось над установлением его личности. Наконец, мол, справедливость восторжествовала, и. «Этот изменник сидит здесь!» — патетически воскликнул свидетель обвинения, в тот момент больше всего напоминавший плохого актеришку, играющего на сцене захудалого провинциального театра. Судьи, и сами, видимо, сомневавшиеся в виновности капитана, попросили контрразведчика обосновать свои обвинения в адрес Дрейфуса. Но вояка не стал вдаваться в подробности (возможно, ему просто нечем было подтвердить свои слова), а заявил: существуют секреты, которыми порядочный офицер не станет делиться даже с собственной шляпой. Оказалось также, что документальные материалы, на которых якобы и строилось обвинение, вообще не были представлены в суд! Контрразведка объяснила, что дело тут в особой секретности бумаг.

В итоге Альфред Дрейфус, вина которого, по сути, так и не была доказана, оказался приговоренным к разжалованию и ссылке в Южную Америку. В январе 1895 года его препроводили к месту пожизненной ссылки, на остров Дьявола. Перед отправкой в Гвиану с экс-капитана публично сорвали эполеты и провели перед негодующим строем военных. Затем, уже в порту, «шпиона» жестоко избили местные жители.

Правда, счастье жертве судебной ошибки все же улыбнулось: через некоторое время сменился начальник французской контрразведки. Новый глава этой организации не являлся таким махровым антисемитом, как его предшественник. Не будучи уверенным в том, что в случае с Дрейфусом суд не допустил ошибки, он отдал приказ о продолжении тайной слежки за немецким атташе. Вскоре выяснилось, что Шварцкоппен благополучно продолжает получать из Генштаба секретные сведения. Значит, «шпион», осужденный трибуналом и пребывающий на острове Дьявола, ничего общего со шпионажем в пользу немцев не имел?! Наконец спецсужбы выяснили: все ниточки следствия ведут к одному лицу, имевшему доступ к бумагам, хранившимся в Генштабе, — майору Эстергази, сыну французского генерала. Этот офицер любил сорить деньгами и по уши увяз в долгах. Чтобы решить свои финансовые проблемы, майор, похоже, мог продать по сходной цене даже родную мать, а не то что отечество.

Сложно сказать, каким образом информация о выходе контрразведки на настоящего предателя попала в газеты, но печатные издания радостно ухватились за «жареные» сведения и подняли нешуточный шум. Во Франции сразу

же начало набирать обороты движение за оправдание Дрейфуса, которое вскоре приняло угрожающий размах. А тут еще один из служащих контрразведки, первым заговоривший о виновности капитана, признался, что в данном случае им был совершен. подлог. Французская военщина, прекрасно осведомленная о том, что все улики указывают на другого сотрудника Генштаба, при содействии лидеров правого крыла в правительстве тайно ликвидировала доказательства невиновности Дрейфуса. Клеветника арестовали и до выяснения обстоятельств отправили в тюремную камеру. Там вояка при невыясненных обстоятельствах погиб, перерезав себе горло. Эстергази же, виновный в шпионаже и краже секретных документов, 11 января 1898 года был оправдан военным судом, причем участники заседания сделали для этого все возможное. У подсудимого даже обыска не провели! А как могло быть иначе, если Генеральный штаб и военное министерство хором давили на суд, заставляя его двигаться в желательном для военных властей направлении. Ведь признание ошибки, допущенной на предыдущем процессе, могло серьезно повредить престижу армии! Вот и были сфабрикованы новые «доказательства» вины Дрейфуса, а настоящий предатель отделался легким испугом. Сразу после снятия обвинения Эстергази бежал из Франции. Спустя некоторое время он «всплыл» в Лондоне, где и провел остаток жизни, скрываясь от правосудия. Кстати, попав за границу, майор заявил, что автором скандального документа и в самом деле был он.

Получив столь ошеломляющие сведения, французская Фемида решение суда по делу Дрейфуса отменила. Без вины виноватый капитан, который успел пять лет провести на положении узника на острове Дьявола, был доставлен в Париж для нового судебного заседания.

Сильно постаревший, изможденный и больной, офицер вызывал у большинства своих соотечественников искреннюю жалость и сочувствие. При рассмотрении дела в кассационном суде выяснилось, что в деле Дрейфуса имеется не один, а множество подложных документов, и что первый обвинительный приговор был вынесен на основании данных, сообщенных судьям в совещательной комнате и не предъявленных ни обвиняемому, ни его защитнику. Резолюция кассационного суда почти предрешала оправдание. Вторичный разбор дела военным судом происходил осенью 1899 года в Ренне. Общественное возбуждение и напряжение достигли крайних пределов: во время процесса было даже совершено покушение на жизнь защитника Дрейфуса, Лабори, который, впрочем, отделался легким ранением. Свидетелями обвинения выступили, между прочим, пять бывших военных министров (Мерсье, Бильо, Кавеньяк, Цурлинден и Шануан), Буадеффр, Гонз. Они, не приводя доказательств, настаивали на виновности капитана. Защита, в свою очередь, требовала вызова Шварцкоппена, но в этом ей было отказано. Однако немецкий атташе все же сделал заявление через печать, что документы им получены от Эстергази лично, а германское правительство напечатало в «Reichsanzeiger» официальное заявление, что с Дрейфусом оно никогда дела не имело. Процесс тянулся с 7 августа по 9 сентября 1899 года. Затем судьи. снова признали обвиняемого виновным в государственной измене! Теперь многострадального капитана приговорили к 10 годам тюремного заключения.

Соотечественники Дрейфуса буквально задохнулись, узнав о столь отъявленном свинстве со стороны судебных властей. Жертва амбиций прежнего руководства контрразведки, капитан мог рассчитывать на «компенсацию морального ущерба», а вместо этого снова загремел за решетку. Ну и где справедливость?! Некоторые писатели и другие общественные деятели Франции решили вместе выступить против вопиющего беспредела. В стране назревал нешуточный бунт, подогретый высказываниями представителей «мозговой элиты». Особенно отличился в то время знаменитый романист Эмиль Золя. Франция была по-настоящему шокирована, ознакомившись с газетной статьей мэтра литературы под названием «Я обвиняю». «Пусть погибнут все мои книги, — писал Золя, — если Дрейфус не является невиновным. Я не хочу, чтобы моя страна осталась во лжи и несправедливости. Когда-нибудь Франция поблагодарит меня за помощь в сохранении ее чести». Это страстное заявление Золя настолько потрясло общественное мнение, что правительству оставалось либо освободить Дрейфуса, либо арестовать Золя. К несчастью, оно выбрало второе. Золя был обвинен в клевете, приговорен к четырем годам тюремного заключения и 3000 франков штрафа. По счастью, писатель успел уехать в Англию и потому избежал сидения за решеткой. Вся Франция тем временем поделилась на дрейфусаров и антидрейфусаров, между которыми разгорелась ожесточенная борьба. Политические партии под влиянием этого дела в 1898–1899 годах были, фактически, перетасованы заново. На стороне обвинения выступило все военное сословие Франции, в том числе военные министры, весь Генеральный штаб, клерикалы, националисты и антисемиты. Радикалы же и социалисты в подавляющем большинстве стали на сторону несчастного капитана.

Наконец, система дрогнула: Альфред Дрейфус, который уже начал обживать тюремную камеру, в 1900 году был помилован. Спустя два года его соотечественники начали настаивать на необходимости полной реабилитации жертвы судебной ошибки. К тому времени пало французское правительство, сильный антисемитизм католической церкви Франции был обуздан, армия пережила массу серьезных потрясений. В ноябре 1903 Дрейфус подал очередную кассационную жалобу, и дело перешло на новое рассмотрение кассационного суда. В марте 1904 вышло постановление о проведении дополнительного следствия. Новый процесс по делу Дрейфуса, состоявшийся два года спустя, закончился признанием полной невиновности капитана.