100 знаменитых женщин
Шрифт:
Первый удар Мария выдержала, расставшись с мечтами стать певицей. Катар и воспаление гортани лишили ее прекрасного голоса, а преждевременная глухота – идеального слуха. Надежда то вспыхивала, то угасала. «Я буду иметь все или умру», – писала она в 1876 г., накануне поездки в Россию. За полгода она посетила Петербург, Москву, Харьков. Юная красавица блистала, кокетничала, влюбляла в себя местных аристократов и считала бесцельно прожитые дни. Маша мечтала примирить родителей, которые по-прежнему любили друг друга. И этой капризной барышне удалось воссоединить семью.
Наконец, Мария решила не распылять свои способности и самостоятельно заняться рисованием: «Живопись
Ее учителя Р. Жюльен и Т. Робер-Флери уже через неделю занятий признали в Башкирцевой природный дар. «Я думал, что это каприз балованного ребенка, но я должен сознаться, что она хорошо одарена», – сказал Жюльен матери начинающей художницы. Весной 1878 г. Мария приняла участие в первом для себя конкурсе учащихся Академии и заняла третье место. А после 11 месяцев обучения жюри присудило ей первую медаль. «Это работа юноши, сказали обо мне. Тут есть нерв, это натура».
Это была заслуженная награда, ведь Мария жила, подсчитывая часы, растраченные безвозвратно на сон, одевание, светские приемы, и в то же время изыскивая резерв для занятий римской историей и литературой. Такого напряженного режима организм не выдержал. Начинающая художница вынужденно прервала занятия для консультации у светил медицины и поездок на воды. Диагнозы врачей были расплывчаты («кашель чисто нервный»), и Мария несерьезно отнеслась к лечению, мечтая только о достижении высот в живописи.
В 1880 г. под псевдонимом «Mademoiselle Mari Constantin Russ» она приняла участие в Салоне. Первая картина «Молодая женщина, читающая «Развод» Дюма» была замечена и одобрена критикой. Ее работы, отличающиеся жизненностью и твердостью рисунка, выдержаны в реалистической манере, близкой к натурализму и даже к символизму. «Поразительная сила кисти, оригинальность замыслов, глубокая правдивость исполнения», – таковы были единодушные отзывы прессы о ее таланте. Ей все удавалось: портреты, жанры, пейзажи, исторические полотна и марины. А еще она пробовала себя как скульптор («Навзикая», 1882 г.)
«Ателье Жюльена» (1881 г.) – сложная многофигурная композиция – получила второе место в Салоне. На 1883 г. приходится основная часть творческого наследия Башкирцевой: «Жан и Жак», «Осень», серия «Три улыбки» («Младенец», «Девочка», «Женщина»), «Парижанка», подкупающие своей добротой и правдивостью. Эти полотна уже говорили о зрелом мастерстве художницы. Картина «Дождевой зонт» (1883 г.) изображает дрожащую девчушку, укутанную в залатанную юбку. Она стоит, держа над головой сломанный зонт, а в ее недетских серьезных глазах застыл немой укор маленького существа, рано познавшего нужду. Написанная на пленэре, под дождем, она так же реальна, как и прогрессирующая болезнь художницы. И теперь врачи категоричны – туберкулез полностью поразил правое легкое и есть очаги в левом.
Башкирцева полна новых идей и замыслов. Но все чаще и чаще она вынуждена прерывать работу. Мария полностью осознавала, как мало ей отпущено: «Меня еще хватит на некоторое время». Она верит, что живопись спасет ее, и если не продлит жизнь, то не позволит исчезнуть бесследно. Башкирцева торопится все успеть, но ее работы отличаются продуманностью композиции, цветовой гаммы и мельчайших деталей.
Представленные в Салоне 1884 г. изящный пейзаж «Осень» и жанровая картина «Митинг» (вместе с «Портретом натурщицы» приобретены французским правительством для Люксембургского музея в Париже) приносят художнице долгожданную славу. Марию не смущают постоянные сравнения ее творческой манеры с работами Ж. Бастьен-Лепажа. Ей нравились его картины, она дружила с художником, а неизлечимые недуги сблизили их еще теснее. Но Башкирцева ясно видела ограниченность мастерства своего друга и намного превзошла его в колорите, сюжетной раскованности и мастерстве.
А еще Башкирцева мечтала состояться как писательница. Она ощущала потребность, чтобы какой-то знаток, писатель смог по достоинству оценить ее эпистолярное творчество. Свой дневник она хотела поручить Ги де Мопассану, так много пишущему о женщинах в своих книгах. Но переписка с ним, затеянная Марией, разочаровывает ее: «Вы не тот человек, которого я ищу…» И Башкирцева 1 мая 1884 г. сама пишет предисловие к своему феноменальному «Дневнику» (ее завещание было написано еще в июне 1880 г.). Такой дневник, полный страсти, желания славы и величия, понимания своей гениальности и творческого потенциала, по мнению психологов, мог бы написать любой писатель или художник, только никому, кроме Башкирцевой, не хватило честности и откровенности, чтобы раскрыть свои тайные стремления и надежды. Может быть, она была так искренна потому, что подсознательно знала, что для жизни ей отпущен малый срок. Не дожив 12 дней до своего 24-летия, 31 октября 1884 г. Мария Башкирцева скончалась и была похоронена на парижском кладбище Пасси. На плитах у большого белого памятника, напоминающего русскую часовенку, всегда лежат скромные фиалки.
Через год после ее смерти французским обществом женщин-художниц была открыта выставка работ М. К. Башкирцевой, на которой было представлено 150 картин, рисунков, акварелей и скульптур. В 1887 г. на Амстердамской выставке картины русской художницы мгновенно раскупили самые известные галереи мира, в том числе и представители музея Александра III. В этом же году был издан (в сокращенном варианте) «Дневник», которым «переболели» И. Бунин, А. Чехов, В. Брюсов, В. Хлебников, а Марина Цветаева посвятила ей свой «Вечерний альбом». К сожалению, большинство полотен, перевезенных матерью художницы в родовое поместье под Полтавой, погибло в начале Второй мировой войны. Но в открывшемся в 1988 г. музее искусства XIX в. д’Орсе целый зал отдан картинам Башкирцевой. Она могла стать великим художником, «Бальзаком живописи», если бы ей была дарована целая жизнь.
«Я, которая хотела бы сразу жить семью жизнями, живу только четвертью жизни… И потому мне кажется, что свеча разбита на четыре части и горит со всех концов…»
«Ей даровал Бог слишком много!И слишком мало – отпустил.О, звездная ее дорога!Лишь на холсты хватило сил…»КЛОДЕЛЬ КАМИЛЛА РОЗАЛИ