1000 ночных вылетов
Шрифт:
Направляя кольцо прицела на тупоносые обрубки с желтыми концами крыльев, Кисляков посылает пристрелочную очередь. Но «фоккеры» не сворачивают. Да и напрасно ждать, что они упустят легкую победу — все же два истребителя на один ПО-2. Верная возможность заработать рыцарский крест. Нет, они не свернут…
— Ну и пусть! Пусть подходят! — шепчет про себя Кисляков.
— Ты чего это пулеметом балуешься? — спрашивает Скворцов.
— Пустяки, Евгеньич. Пара «фоккеров» в хвосте. Иди прежним курсом. Пусть гады подползут поближе.
Огонь истребителей и длинная очередь ШКАСа переплетаются между собой. Снаряды вражеских истребителей прошивают крылья, белыми лохмотьями трепещет на ветру перкаль обшивки. Но и злые светляки трассирующих, выпущенные Кисляковым, впиваются в лобастые морды вражеских истребителей, полощут по кабинам. Один «фоккер» не выдерживает ответного огня и тут же отворачивает. Второй посылает сноп огня и вдруг, задымив, кренится.
— Сбил! Сбил гада! — восторженно вопит Николай. — Готов!
— Не сбил, только подбил, Никола! Видишь — уходит.
— Доверни чуток! Еще очереденкой его!
— Не могу, Коля. Перетянуть бы через лес… Смотри, масло…
Темные потеки масла, вырвавшись из мотора, растекаются по капоту, брызгают на плексиглас козырька.
— Евгеньич, через лес перетянем?..
— Пока работает движок, а там…
— Ну, вытяни… Вытяни!
И непонятно, к кому относятся слова штурмана — к летчику или израненному мотору. А он тарахтит, тянет, хотя явно теряет обороты и брызжет маслом. Масло с козырька завихрением воздуха распыляется, попадает в кабину, на комбинезон, на лицо, залепляет глаза.
— Поле! Садись, Евгеньич!
Скворцов не отвечает. Он высунул голову из кабины и всматривается в бегущую навстречу землю.
— Сели! — обрадованно восклицает Кисляков.
— Сесть-то сели, а где?
— Думаю, рядом с плиевцами.
— Немцы тоже рядом, — хмурится Скворцов. — Ты скажи точно.
— Я кто — бог? — обижается Николай. — Откуда мне знать… И вообще, к черту! Не буду больше летать с тобой!
— Невелика радость! Обойдусь без тебя!
— Посмотрим!
— Вот тебе и посмотрим, Никола! Кажется, влипли…
— Наши! Тридцатьчетверка! А там бронетранспортер! Ура! Плиевцы!
— Ой, Коля, как бы вместо плиевцев фрицы не пожаловали!
— Протри глаза, Евгеньич! Тридцатьчетверка, точно! — Нет, они не ссорятся между собой, летчик и штурман. Просто это обычная манера их разговора. Может, кто со стороны и решит, что ребята не очень благоволят друг к другу, но мы-то знаем, что дружат они накрепко. Более шестисот вылетов сделали вместе, в одном самолете, рядом друг с другом. И койки их тоже рядом. Любят друзья пошептаться перед сном, помечтать о еще далеких днях «после войны», представить, как сложится их дальнейшая жизнь. И так хочется дожить до тех далеких дней, так хочется!..
Скворцов вылезает из кабины и направляется к мотору, а Кисляков идет навстречу ползущему транспортеру.
— Получайте свое
— Ух, какой серьезный! — смеется лейтенант, выпрыгивая из бронетранспортера. — И откуда такие серьезные хлопцы берутся? Ты сам-то чи не с того свету?
— Может, и с того, — хмуро отвечает Николай. — Берите свое горючее.
— Не, ты мне все же ответь, — не перестает лейтенант, больше обращаясь к высыпавшим из транспортера конникам. — По форме вроде наш, да и погоны лейтенантские, а погляжу на лицо… Чи не с тебя бог черта лепил, а?
— Слушай, лейтенант, а не пойдешь ты сам к… чертовой маме?
— О-го-го! — дружно гогочут конники. — Отбрил Петренку! От так летчик!.
А дружные руки тем временем подхватывают канистры с бензином и по конвейеру передают их к транспортеру. Оттуда тем же путем канистры возвращаются уже пустые.
— Где это тебя так разукрасило? — уже серьезно спрашивает лейтенант. — Весь-то ты с головы до ног в масле.
— Будешь в масле, — все еще хмурится Николай. — Немцы в мотор попали.
— Может, чем поможем? Или на буксир взять вашу птаху?
— Скажешь! — возмущается Николай и оборачивается к Скворцову: — Как дела, Евгеньич? Сможем лететь обратно?
— Плохи наши дела, — печально говорит Скворцов, вытирая тряпкой масляные руки. — Пробит цилиндр. Как еще только летели?
— Неужели бросать самолет? Евгеньич, как же?
— Может, кто из ребят прилетит… Может, привезут нам цилиндр…
— Ремонтировать мотор в тылу? А немцы? И конники, наверно, уйдут дальше. Как, лейтенант, долго еще здесь будете?
— Не… Но, кажется, есть выход, хлопцы! Во-он там за лесочком видели сгоревший самолет. Вроде вашего. А мотор у него, кажется, цел. Может, с него снимете цилиндр? Мы поможем.
— Надо посмотреть. Это далеко? — интересуется Скворцов.
— Давай, летчик, сюда! — высовывается из транспортера бритая наголо голова. — Быстренько подбросим туда и обратно. А ты, Петренко, останешься со своим взводом. В случае чего — прикроешь!
— Есть, товарищ майор!
Скворцов забирается в транспортер, а конники по команде лейтенанта занимают круговую оборону. Линия фронта проходит еще где-то по линии Пружаны — Ковель, а отсюда совсем недалеко Брест. Подумать только, рядом граница! Государственная граница Советского Союза!..
А ребята с помощью конников все-таки сняли цилиндр со сгоревшего самолета, установили его на свой мотор и благополучно вернулись на свой аэродром.
До чего же неприхотлива оказалась наша «птаха» по прозвищу «кукурузник»!
У крыльца госпиталя стоит полковой «Виллис». Увидев меня, шофер — все тот же Мыкола — выскочил из машины и распахнул дверцу:
— Сидайте, гвардии лейтенант! — широко улыбнулся Мыкола. — Поидемо до дому!
Я обнял его за плечи и шагнул к раскрытой дверце.