10000 литров чистого ужаса

Гунциг Томас

Шестое — что у нее ужасно болит голова и от этой боли, похоже, что-то замкнуло в ее краткосрочной памяти.

Седьмое — она увидела, что на нее смотрят.

И тут последние события вспомнились сами собой.

Она стояла в дверях, а Джей-Си уходил в лес. Вид у него был недовольный, но это ее мало волновало. Она знала, что права и что точно кого-то видела. Знала, что не уснет, если не узнает, кто это был. Она скоро потеряла Джей-Си из виду и так же скоро почувствовала себя скверно — одна на пороге, окутанная сырым дыханием ночного леса.

Кати не выносила одиночества. Одиночество действовало на нее, как зеркало, в котором она видела свое отражение. Это отражение

ей не нравилось. Когда рядом не было подружек, с которыми можно «потрепаться», и парней, которые пялили на нее глаза, все ее убожество всплывало из потаенных глубин. Она понимала, что ей никогда не стать хорошим психологом, да и все равно никак не могла заставить себя заинтересоваться учебой. Хуже того… Ее вообще ничто не интересовало. Даже секс — и тот уже немного прискучил. Она словно отрывалась мало-помалу от собственной жизни, не зная, куда этот отрыв ее приведет. Оставаясь одна, она чувствовала себя несчастной и неизменно задавалась вопросом, когда же это началось. Трудный вопрос. У нее были добрые и любящие родители. Она выросла в прекрасном доме, в богатом, благополучном квартале. Ходила в хорошую школу, ей без счета оплачивали все прихоти, путешествия, наряды. Два ее брата шли по жизни с блеском, а она… Мало-помалу она поняла, что с ней что-то не так. У нее начались приступы беспричинной тревоги. Это могло случиться где угодно и когда угодно: ей не хватало дыхания, спазмы скручивали желудок и накатывала тяжелая, мучительная тоска вперемешку с необъяснимым, беспричинным страхом… Мало-помалу ее жизнь словно накрыло серой пеленой, но видела ее Кати, только когда оставалась одна. Поэтому она старалась как можно чаще выходить на люди, забывалась в бесконечных вечерах на крутых дискотеках, куда водили ее друзья, пила, курила и нюхала все, что ей предлагали: кокаин, экстази, косяки, спиртное. До встречи с Джей-Си она спала со всеми подряд, это был лучший способ не оставаться одной, но со временем заметила, что на нее начинают посматривать косо. Давая всем без разбора, она мало-помалу создала себе «репутацию» и поняла, что в конечном итоге все от нее отвернутся. Тогда, чтобы не остаться одной, Кати «обзавелась другом» в лице Джей-Си, и вопрос «репутации» был более-менее решен. Но одиночество грозило ей все так же часто. И страх перед ним стал постоянным. Однажды она попыталась заговорить об этом с Джей-Си, но он сказал что-то вроде: «Готово дело, начинается нудёж», и ей пришлось заткнуться.

Прикусив изнутри щеку, Кати подождала еще немного, а потом — все что угодно, только не одиночество! — пошла к деревьям, решив, что скажет Джей-Си, мол, плюнь. Она вдруг почувствовала себя очень усталой, захотелось лечь в постель, прижаться к Джей-Си и уснуть.

И вот тут-то, дойдя до деревьев, Кати увидела прямо перед собой этого здоровенного мужика.

А потом она очнулась в чем мать родила. Лежа на чем-то твердом, привязанная.

И этот мужик смотрел на нее.

Больше всего ее удивило собственное спокойствие. Нет, конечно, ей было страшно, непонятно, что происходит, сердце чуть не выпрыгивало из груди, кишки и мочевой пузырь распирало, она таращила глаза, не сводя их с мужика. Но не паниковала. Прекрасный пример воздействия адреналина на метаболизм. Однако она знала, что приступ паники реально грозит ей, когда гормон будет расщеплен специально для этого предназначенными ферментами.

И тогда положение станет из рук вон скверным.

Кати огляделась. Она находилась в большом помещении без окон. То ли склад, то ли гараж, кругом лежали всевозможные инструменты и еще какой-то инвентарь, назначения которого она не знала. У одной из стен на стальных крюках висело в ряд

нечто похожее на полотняные мешки. Она снова посмотрела на стоявшего перед ней человека. Он что-то держал в руке. Предмет был легко узнаваем: опасная бритва.

— Тебе не понять, — вдруг сказал он. — Я знаю, что это нехорошо, но… Это так легко… Потому и делают это… Потому что легко.

Только когда человек поднес бритву к ее лицу, Кати запаниковала.

14. Патрис

Патриса разбудили крики Марка и Иваны. Он открыл глаза. В гостиной горели все лампы. Он потряс головой, отгоняя обрывки странного сна, в котором его сестренка ела — сама! — за столом, накрытым почему-то посреди луга, и с недоумением подумал, с какой стати такая суматоха среди ночи.

Потом он увидел лежащего на полу Джей-Си, Ивану, — она спускалась по лестнице с одеялами, — и начал понимать.

Он вскочил, надел очки и кинулся к Марку, который раздевал и вытирал неподвижного Джей-Си.

— Что случилось?

Ивана едва не сбила его с ног, торопясь передать Марку одеяла.

— Патрис, — фыркнула она, — в первый раз вижу, чтобы кто-то так крепко спал. Мы здесь уже минут пять, не меньше.

Марк тем временем снял с Джей-Си футболку и возился со шнурками.

— Черт бы драл эти кроссовки, дай мне нож!

Патрис метнулся в кухню, нашел ножик для чистки овощей и протянул Марку. Пока тот разрезал шнурки кроссовок Джей-Си, Ивана рассказала, что произошло.

— А Кати? — спросил Патрис.

— Никаких следов. Не представляю, что могло случиться. Может быть, на них напал какой-то зверь, а может, грабитель… Не знаю. Ивана пыталась позвонить в полицию, но сети нет…

— Здесь поставят ретрансляционную антенну… — начал Патрис.

— В скором времени, знаю… Ты уже говорил. Надо отвезти Джей-Си в больницу, как только он хоть немного согреется. У него жуткое переохлаждение. По-моему, он упал в озеро. Да еще рука сломана и большущая рана на голове…

— Надо ехать сейчас же, — сказал Патрис.

— Ни в коем случае. У него же переохлаждение, гипотермия, если его сейчас сдвинуть с места, холодная кровь, которая под кожей, сразу растечется по всему телу и дойдет до сердца. От этого ему станет только хуже. Надо сначала раздеть его, обсушить аккуратно и постепенно согреть. Только после этого можно будет везти.

— Я нашла ключи, — сообщила Ивана. — Они были в куртке.

Марк закончил раздевать Джей-Си, и они с Патрисом осторожно перенесли его на диван.

— Ну, а что мы пока будем делать? — спросил Патрис.

Марк покачал головой.

— Не знаю. Надо бы поискать Кати. Может быть, она тоже ранена. У тебя есть еще фонарики?

— Понятия не имею. Я не был здесь с шести лет.

Патрис сразу почувствовал себя лишним и ненужным. Все чем-то заняты, а от него какой толк?

— Так поищи, сделай одолжение. Должен же у твоей тетки где-нибудь быть фонарик.

Потом к нему обратилась Ивана:

— А ты местность хоть немного знаешь? Есть тут опасные места или такие, где можно заблудиться?

Патрис задумался.

— Есть гряда скал, и в них… ну, вроде как ямы… Слева, ближе к озеру… И еще большой заброшенный дом на том берегу. До него с километр по прямой.

— Заброшенный дом… — Ивана поморщилась. — Это шутка? Не хочешь же ты, чтобы я всерьез поверила, будто мы попали в какой-то идиотский фильм про заброшенный дом с семейкой психов, которые истребляют бедолаг-туристов в округе?

— Нет. Я вовсе этого не говорил. Я просто ответил на твой вопрос… — пробормотал Патрис, видя, что Иване стоит отчаянных усилий не завизжать.