10000 литров чистого ужаса
Шрифт:
Человек с бритвой между тем, похоже, решился. С сосредоточенным выражением мастера, принимающегося за тонкую работу, он подошел к ней и сделал глубокий надрез от правого плеча до локтя.
Боль взорвалась огненным шаром в мозгу Кати, она закричала, этот крик, казалось, распространился по всему телу, напрягшемуся так, что захрустели кости.
Человек еще немного подумал и сделал второй надрез — от бедра до колена. Волной накатила тошнота, тело напряглось еще сильнее; не внимая больше разуму, оно с невесть откуда взявшейся силой отчаянно рвалось из кожаных ремней, которыми Кати была привязана к верстаку.
И вдруг раздался треск — один из ремней лопнул,
Долгую минуту Кати лежала неподвижно. В руке и ноге пульсировала боль. Теплая кровь затекла под спину. Она с такой силой рванулась, высвобождая ногу, что весь верстак перекосило. Кати напрягла мускулы здоровой руки — и винт, удерживавший ремень, зашатался и выпал почти без усилий. Освободив левую руку, она сумела отвязать правую, потом ногу.
Она была голая. Она была ранена. У нее шла кровь, и ей хотелось плакать.
Но она была жива.
И свободна.
В каком-то смысле ей крупно повезло.
19. Ивана
Патриса пришлось уламывать бесконечно долго. Доводы Иваны были просты: до дома на том берегу ближе, и дорога идет под уклон. До магазина придется идти вверх и дальше. Но Патрис уперся. Он считал, что если в доме кто-то и есть, то это бродяги, или туристы, или мало ли кто еще мог туда забраться, но дом этот брошенный и совершенно нежилой, это ему говорила тетя, он уже много лет пустует, и очень сомнительно, чтобы у бродяг, туристов или мало ли кого еще в этом доме нашелся стационарный телефон. Наконец Ивана спросила:
— Это твоя тетя, которая в психушке, тебе сказала?
— Она не всегда была такой.
Ивана заговорила непринужденным тоном, который вырабатывала для своих будущих речей, хотя ночная тьма, сырость и холод не имели ничего общего с обстановкой зала суда.
— Нет, конечно. Но ты же сам говорил, что это у нее началось еще в детстве, а потом усугубилось. За все эти годы, когда она жила здесь совсем одна, мало ли что могло прийти ей в голову… Например, про этот дом, который на самом деле вовсе не пустовал…
— Этот дом пустует… Я…
— Ты там был? Ты хоть подходил к нему? — перебила его Ивана.
— Нет… — признал он.
— Ну и не тяни резину. У нас экстренная ситуация… Если там и правда пусто, тогда бегом в магазин…
— Если там пусто, мы потеряем время.
— А если там есть люди — выиграем.
В конце концов Патрис сдался. Стараясь не поскользнуться на камешках, противно скрипевших под подошвами кроссовок, Ивана размышляла о том, что произошло: в первый раз она взяла на себя принятие решения. Впервые преодолела дурацкую робость, из-за которой столько времени безвылазно сидела в библиотеках. Несмотря на весь драматизм ситуации, ей было почти радостно. Может быть, она и создана для этого — для критических ситуаций? Как знать, из нее мог бы получиться хороший стратег в военное время. Однако она понимала, что теперь вся ответственность за «операцию» ложится на ее плечи.
Понимала она и то, что если «операция» потерпит фиаско, ей придется признать свою ошибку и самой искать выход из положения.
Патрис сказал, что к озеру можно выйти, срезав напрямик через лес метров
Ивана никогда не страдала клаустрофобией, но тут она почувствовала, как тысячи ветвей и миллиарды листьев всей своей тяжестью давят ей на плечи.
— Ты видел «Белоснежку»? — спросила она.
— Ты про ту сцену, где она бежит через лес и ей кажется, что деревья норовят сорвать с нее платье?
— Да. В свете этой лампы они и правда как будто двигаются.
Патрис повернулся к ней и выпалил почти сердито:
— Слушай, ты хочешь, чтобы я сдрейфил? Расскажи лучше о чем-нибудь приятном, ну хоть о книге… Что ты сейчас читаешь?
— Криминологию, о психиатрических экспертизах…
— Класс!
Минут через десять, исцарапав ноги о колючие кусты и сухие ветки, они вышли к озеру. По ту сторону черной водной глади дом отчетливо вырисовывался на фоне темной стены леса.
— Теперь вдоль берега — не заблудимся, — сказала Ивана и пошла вперед.
Патрис пожал плечами и зашагал следом.
20. Патрис
Патрис был почти рад, что доверился «авторитету» Иваны. Бремя ответственности было не по нем, он это всегда знал. Он предпочитал идти у кого-то на поводу, сделать выбор было для него сущей мукой. Знал он и то, что эта черта характера не приветствуется в начале XXI века, в мире, населенном «руководителями» и «менеджерами». Патрису одним из них никогда не стать. Ничего не попишешь, это от природы, не в его силах изменить, и, если вдуматься, ничего страшного. Да, ничего страшного, вот только такому парню — робкому, не уверенному в себе и податливому — мало подходит роль соблазнителя… И это было всего обиднее. Он думал иногда, как много мог бы дать, если бы… Достаточно было бы хоть одной девушке сделать первый шаг — уж тогда он смог бы соответствовать на все сто.
Но этого первого шага ему не дождаться.
Патрис прикусил изнутри щеку и решил, что пора кончать жалеть себя.
Ноги вязли в черной прибрежной грязи, в ботинках хлюпала вода, он замерз, устал, а от невеселых мыслей сделалось совсем тоскливо. Он коротал время, пялясь на ягодицы шагавшей впереди Иваны, и не переставал удивляться человеческому мозгу, который в любой ситуации готов работать на выживание вида.
Он посмотрел на дом. Окно, в котором они с холма разглядели свет, находилось на втором этаже. Первый выглядел мертвым и нежилым. Патрис в глубине души ни на миг не верил, что они найдут телефон у забравшихся в дом бродяг, — а больше там быть некому. Чего доброго, еще и влипнут в неприятности…
Как будто и без того их мало.
С озера веяло легким ветерком, которого они не замечали в лесу. Патрис нахмурил брови.
— Ты чувствуешь? — спросил он Ивану.
— Сыростью пахнет…
— Нет, чем-то еще…
— А, да, пахнет, как в бассейне…
— Жавелевой водой…
— Ну, и какой твой вывод, юный химик?
Патрис оставил без внимания насмешку Иваны, просто ответил:
— Не знаю. Жавель — это гипохлорит натрия. Чтобы так пахло, где-то должен быть хлор, а я не представляю, откуда бы хлору здесь взяться. Я хочу сказать, странно: озеро в лесу, никакой завод поблизости не сбрасывает отходы — и вдруг хлор. Для хлора нужна химическая реакция, гидроксид натрия, то есть сода… Не знаю… Или где-то здесь месторождение карбоната натрия, но я думал, что они есть только в Северной Америке, Ливии и Египте.