108 минут, изменившие мир
Шрифт:
По отношению к главным конструкторам цензура проявляла особенную строгость. Их опубликованные статьи были абстрактны, оторваны от действительности, и зачастую понять связь между автором и тем, о чем он пишет, было невозможно. Так писали все: «профессор К. Сергеев» (Сергей Королев), «профессор В. Петрович» (Валентин Глушко), «профессор В. Иванченко (Борис Раушенбах), «М. Михайлов» (Михаил Рязанский), «Б. Евсеев» (Борис Черток) и другие засекреченные специалисты.
Доходило до абсурда. После полета Юрия Гагарина появилось множество статей и книг, посвященных истории довоенного ракетостроения в Советской России. Естественно, много рассказывалось о деятельности ГИРД. На эту давнюю историю секретность, вроде бы, не распространялась. Но нигде не упоминалось имя Сергея Королева. Более того – на смазанных старых фотографиях его ретушировали!
Первый космонавт и главный конструктор
Однако не только необходимость держаться в тени угнетала Сергея Королева. Конечно, он был умным человеком и готов был смириться с особым статусом ради пользы дела. Но чем дальше, тем больше Хрущев и другие советские руководители использовали космонавтику для достижения сугубо утилитарных политических целей. Вместо того чтобы планомерно доводить до летных образцов трехместный корабль «Север», силы ОКБ-1 были в мобилизационном порядке брошены на установление новых рекордов, используя проверенные, но быстро стареющие технологии корабля «Восток». Советское руководство сокращало финансирование передовых разработок, явно демонстрируя свой выбор: научные данные и совершенствование технологий были не нужны – ценилась только возможность еще раз «утереть нос» американцам и покрасоваться на трибуне Мавзолея с новыми «героями космоса». На каждый следующий запуск давалось согласие только в том случае, если он содержал в себе нечто принципиально новое и потрясающее воображение. С мнением конструкторов больше не считались. Возможно, такая стратегия и была оправдана в условиях «холодной» войны, однако оказалась губительной для космонавтики.
Поворотная точка была пройдена, когда от ОКБ-1 потребовали как можно скорее запустить корабль с тремя членами экипажа на борту. «Север» еще находился в стадии эскизного проектирования, и тогда созрело решение использовать для этого «Восток». Но три человека в скафандрах никак не помещались в маленькую кабину корабля, и уж тем более в нем нельзя было разместить три катапультируемых кресла. И тогда Сергей Павлович пошел на большой риск, приказав разработать новую модификацию «Востока» – корабль «Восход». Катапультируемые кресла убрали, от скафандров избавились, спусковой аппарат снабдили системой мягкой посадки. И «Восход» – пожалуй, самый ненадежный космический корабль в истории – 12 октября 1964 года отправился на орбиту. Впрочем, тогда все закончилось благополучно. Космонавты Владимир Комаров, Константин Феоктистов и Борис Егоров с триумфом вернулись на Землю.
Информацию о компоновке корабля привычно засекретили. И западные аналитики, которые даже представить себе не могли, что возможно запихнуть сразу трех космонавтов на место одного, нарисовали в своем воображении огромный чудо-корабль. Его так и называли: «космический линкор».
Потом, 18 марта 1965 года, был полет на «Восходе-2». И снова «Восток» пришлось переделывать под очень специфическую задачу – обеспечение выхода человека в открытый космос. И снова космонавты – на этот раз Павел Беляев и Алексей Леонов – справились, невзирая на рекордное количество поломок и сбоев, зарегистрированное в этом полете. Отказала даже система автоматической ориентации, поэтому «Восход-2» пришлось сажать вручную.
Советские ракетчики забирали один приоритет за другим, но в итоге уступили в главном – потеряли Луну. Когда у НАСА уже были и мощные ракеты-носители Saturn и большие корабли Apollo, способные доставить астронавтов до Луны и вернуть обратно, Советскому Союзу нечего было противопоставить им. Корабль «Север», превратившийся в «Союз», готовился с большими трудностями, что привело к гибели Владимира Комарова, отправленного 23 апреля 1967 года «доводить» его на орбите.
Итог хорошо известен. Американцы высадились на Луну, доказав свое техническое превосходство. Советский Союз вышел из лунной «гонки», ограничившись засылкой телеуправляемых «луноходов». Затем в рамках военных программ началось создание и развитие орбитальных станций. Эпоха ярчайших прорывов сменилось «унылой рутиной», и к концу 1980-х
Одна из причин утраты энтузиазма стало отчуждение между теми, кто делал космонавтику, и простыми советскими людьми. Дети еще мечтали стать космонавтами, а взрослые уже не чувствовали, что от них в этой сфере хоть что-то зависит. На заре космической эры каждый ощущал себя причастным к большому величественному делу, но позднее ощущение причастности исчезло, сменившись разочарованием.
Сегодня история повторяется. Хотя ракетно-космическая отрасль стала более открытой, и о современных экспедициях в космос можно при желании узнать гораздо больше, чем о полете Юрия Гагарина, отчуждение растет. Даже те, кто интересуется отечественной космонавтикой, поддерживает ее в меру сил и возможностей, не могут сказать, что от их усилий хоть что-то зависит. Космонавтика сама по себе, мы – сами по себе. А значит, дальнейшая деградация неизбежна. Космонавтика – слишком большое дело, им не могут заниматься одиночки. Константин Циолковский и Фридрих Цандер были талантливыми людьми, но они никогда не смогли бы построить космический аппарат. Чтобы положение изменилось, в космонавтику должны прийти новые поколения энтузиастов и специалистов, но откуда им взяться, если дух освоения новых миров утрачен, элиты озабочены решением сиюминутных проблем, а мнением ветеранов космонавтики никто не интересуется?..
Говорят, что история никого ничему не учит. Пусть говорят, ведь это не закон. Хотя бы через пятьдесят лет после первого полета человека в космос имеет смысл остановиться и задуматься, чем грозит нам утрата последней связи с космосом. Ведь по большому счету ничего кроме этого мы предложить миру не способны. Олимпиады и чемпионаты могут проводить не у нас и без нас. Нефть, газ и древесину могут добывать не у нас и без нас. Но дорога к звездам пока лежит через космодром, построенный у маленького полустанка Тюра-Там. И это единственная дорога, которая способна вывести нас из любого кризиса и которая придает хоть какой-то смысл нашему существованию на планете Земля.
Послесловие
Юрий Алексеевич Гагарин. Сергей Павлович Королев. Два смелых человека, изменивших мир. Два исторических образа, с которыми навсегда связано первое космическое утро планеты Земля.
Рассказывают, будто бы однажды Юрий Алексеевич Гагарин в состоянии «подпития» заявил, что не понимает, кем является: первым человеком в космосе или последней космической собакой. Скорее всего, это выдумка. Шутка совсем не в духе Гагарина – он слишком уважал сделанное Королевым и другими главными конструкторами, чтобы так шутить. Да и сама она выглядит «достоянием» современности, ведь ее «соль» в том, что первый космонавт ничем не отличался от Белки, Стрелки и прочих «подопытных собак», побывавших на орбите: посадили в кресло, привязали, запустили, забрали с места приземления. Даже работать не заставили.
И действительно – если сравнивать одновитковой полет Гагарина с другими (хотя бы с суточным полетом Германа Титова), то можно подумать, что с таким делом справился бы любой здоровый человек, и что от личности первого космонавта ничего не зависело. А смысл самого полета ускользает по прошествии времени, когда в космосе побывали уже сотни людей. Было ведь известно, что собаки вкупе с грызунами выдержали и вибрацию, и перегрузки, и невесомость – какие основания тревожиться, что с человеком случился бы сбой? Нет таких оснований…
Подобное мнение возникло не на пустом месте. Подробности первого полета были засекречены десятилетиями, желание советских властей представить дело так, будто бы освоение космоса коммунистами состояло из череды триумфальных побед и прорывных достижений, а неприятности и аварии остались уделом заокеанских капиталистов, привело к растущему диссонансу в восприятии космонавтики простым человеком. Возник резонный вопрос: зачем мы присваиваем звания героев людям, которые ничем особенно не рискуют? Куда более опасными на таком фоне выглядят профессии шахтера или подводника. Давайте их тоже награждать! А ведь от этой идеи всего полшага до следующей: не слишком ли много мы тратим на космонавтику? В чем особенность этого вида деятельности? Почему мы должны, отказывая себе в самом необходимом, поддерживать работу людей, которые не пашут, не сеют, мозоли не наживают, а потом еще и купаются в лучах всемирной славы?