112 дней на собаках и оленях
Шрифт:
Рамнуун любил рассказывать о разных чудесах. При этом, несмотря на мороз, он снимал свой малахай и волчьи рукавицы, будто они мешали его рассказу.
Волосы, черные как смоль, копной покрывали голову Рамнууна. Мороз вмиг охватил его потную голову, она заиндевела и стала совершенно седой.
— Трудно со стариками спорить, — сказал Рольтынват, улыбаясь мне, и махнул рукой.
Каюры начали собираться в дорогу. Тогда молчавший все время Ненякай заговорил громко:
— Я знаю этого шамана. Его хитрость нам известна. Он потушит жирник. В пологе станет темно. Он скажет: «Не бойтесь! Вам плохо не будет!» И начнет шаманить. Вы услышите вой ветра в тундре. Услышите, как вода начнет бить в стены полога. Услышите шум прибоя. Услышите за ярангой крик моржа. Шаман выйдет из полога и приведет моржа и скажет: «Стрелите сами!» Вы стрелите зверя. Увидите его кровь, услышите запах его мяса. Большие куски бросите вы своим собакам. Но собаки вас до места не довезут. И напрасно отдадите шаману за это подарок. Шаман пустое место обратит в моржа и пустым местом будете кормить собак. Жирные куски поедят ваши собаки. Большие раздуются у них животы. Вы это увидите своими глазами, но все будет по-пустому.
Я понял, что шаман Акко владеет искусством гипноза, и стал объяснять это каюрам. Каюры внимательно смотрели на меня, сосредоточенно кивали головами, но явно не понимали моих слов.
Нарты тронулись, и караван вытянулся длинным кильватером по тундре, как корабли в море.
Атык смастерил флажок из кумача, укрепил его на дуге своей нарты. Ветер трепал флажок, Атык радовался и говорил мне:
— Скоро большой праздник.
Несколько раз мы снова выезжали на всторошенный морской лед. Я смотрел на компас, чукчи смеялись надо мной. Они считали компас игрушкой и находили направление без него.
Рольтынват не оставил Рамнууна в покое. На стоянке он подошел к нему, предложил табак и спросил;
— А сколько ты песцов отдал Акко за спирт?
— Зачем ему песцы, когда у него свои пасти и капканы по всему берегу расставлены?
— Не хитри, Рамнуун! Не хитри! — не отставал Рольтынват. — Скажи правду: обманул тебя Акко с Рыркарпия?
Рамнуун закурил табак и отвернулся, давая этим понять, что не желает продолжать разговор. Затем он отошел к своей нарте и стал наново увязывать ее, словно в этом была какая-нибудь необходимость. Рольтынват занялся своей нартой. Затем, будто вспомнив о чем-то, опять подошел к Рамнууну и сказал:
— Прошло время шаманам и американцам обманывать чукчей! Товарищ Сталин не позволяет! Настоящие люди приехали к нам с Большой земли, открыли глаза на правду! Настоящие люди — большевики.
Южный ветер принес пургу. Вторые сутки ветер шевелил снежок по тундре.
Мы спали в кукулях. Спальные мешки снаружи обледенели, их, как стеклом, покрывала тонкая ледяная корка.
Рамнуун беспокоился, как бы не пришлось нам из-за пурги здесь застрять надолго. Где тогда набрать корм для собак?…
Но Атык не унывал. Я вообще не видел его унывающим. Он работал всегда с улыбкой. Атык и собак наказывал редко и совершенно беззлобно, как бы выполняя необходимую обязанность.
Пурга оказалась скоротечной. Мы движемся вперед.
Рольтынват, самый молодой из каюров, мечтает вслух, поет о том, как вернется с Колымы в Певек, купит себе палатку, справит маленький полог и тогда съездит в тундру за хорошей неушкой [3] .
3
Женщиной.
У Рольтынвата черные, быстрые глаза. Он очень смугл, худощав и еще совсем мальчик. Но он один на один выходил против белого медведя, отлично управляет байдаркой, метко стреляет из ружья.
Нарты остановились. Начинается «войданье». Каюры запрокидывают нарты вверх полозьями. Атык отрезает ножом кусок оленьей шкуры, покрывающей его нарту. Из-под кухлянки извлечена спрятанная на груди фляга с водой. Атык держит флягу на груди, чтобы вода, необходимая для войданья, не замерзла. Смочив оленью шерсть водой из фляги, он, словно полировщик-краснодеревец, пробегает смоченным куском меха по полозине. Дерево сразу стеклянеет, покрывается тонким покровом льда, будто сверкающим лаком. Затем Атык проводит еще много раз мокрой шерстью по полозине, наращивая ледяную поверхность. Это все равно, что смазывать лыжи специальной мазью. Нарты после войданья хорошо катятся по снегу. К полозьям не прилипает снег. И собакам легче тянуть нарты.
Пока каюры, опрокинув нарты, морозят воду на полозьях, собаки, наглотавшись снега, проворно свернулись в клубки и спят, уткнув морды в собственные теплые шубы.
В упряжке Атыка три-четыре настоящих лайки. Их он особенно ценит. У лаек крупные, выпуклолобые головы, морды остро срезаны, уши стоячие, хвосты длинные и обычно скрученные в кольцо. Лайки покрыты густой, длинной шерстью, они не боятся мороза, всю жизнь проводят за ярангой, на воле, спят на снегу. Вокруг шеи у лаек пышные воротники, напоминающие горжетку, а ноги в пушистых очесах.
Северные собаки — лайки, делятся на ряд разновидностей. Известны лайки: зырянские, карельские, вогульские, остяцкие, ненецкие, колымские, чукотские, камчатские… Друг от друга их легко можно отличить по цвету и длине псовины, по росту и сложению. Однако все они имеют много сходства. У всех лаек голова зверовидная, уши стоячие, остроконечные. Ноги поставлены прямо, лапа — «в комке», хвост серповидный или, чаще, кольцеобразный, но иногда встречаются лайки с хвостом, держащимся по-волчьи — «поленом».
Преимущественный цвет псовины серый (волчий), белый и черный. Окраски других цветов говорят о непородистости собаки.
Лайки отличаются верхним, дальним и острым чутьем, энергичным на быстром галопе ходом, злобностью и умелой хваткой зверя, сильным и звучным голосом, а также послушанием. Они позывисты и не теряют связи с охотником, ездовые же собаки хорошо «гаркаются», то-есть точно выполняют команды каюра. Рост лайки несколько выше полуметра.
По древним верованиям чукчей, новопришелец в царство мертвых должен пройти через особый собачий мир. Кто плохо обращался на земле с собаками, того в подземном собачьем мире собаки жестоко преследуют. Быть может, поэтому мой Атык столь милостив к своим ездовым и очень редко их наказывает остолом за непослушание. Однако Рольтынват придерживается совершенно противоположного правила. И часто слышатся повизгивания его ездовых, которых он нещадно дубасит звенящим остолом. Атык называет свою курительную трубку «товарищем скуки». Он называет также «товарищами скуки» и своих ездовых собак…