12 новогодних чудес
Шрифт:
— Крови боитесь? — догадался профессор. Лиза сердито сверкнула глазами.
— У всех свои страхи, Дмитрий Константинович.
Её дрожащие пальцы порхали бабочкой на над коленом, почти не прикасаясь к нему. Орловский не выдержал и сел рядом с преподавательницей.
— Лучше я. — Тон Орловского не терпел возражений. Он молча отобрал салфетку, ещё раз щедро смочил её антисептиком, и слегка подув на ранки, промокнул.
— Ну вот, теперь можно и пластырь лепить. А вы боялись, — Орловский покачал головой, поднимаясь с дивана. Осознавая всю комичность ситуации, Лиза только обиженно надула губы. Каких-то пару часов
— Красивый рояль, — преподавательница кивнула в сторону величественного инструмента. Орловский расплылся в широкой улыбке.
— Рад, что вы оценили… а дочь мне только и советует то продать, то выкинуть. — Орловский сдвинул брови. Нахмурившись, он подошёл к роялю и с нежностью провёл по клавишам рукой. «Тоже небось все в пыли», подумала Лиза.
— Сыграете? — неожиданно для самой себя предложила Лиза. Профессор с интересом поглядел на неё, но отказываться не стал.
— Хуже от этого определенно никому не станет, — неоднозначно резюмировал Орловский. Лиза сделала вид, что не услышала его. Вскоре минорная мелодия наполнила гостиную. «Сколько бемолей», — восхитилась мастерством Орловского Лиза. Профессор выбрал отнюдь не самую лёгкую для исполнения композицию. Руки Орловского крупные, пальцы сильные. Игра — точная и быстрая. Лиза не смогла уловить ни одной фальшивой ноты. Когда прозвучало последнее, едва слышное касание клавиш, означавшее завершение мрачно-торжественной «Прелюдии», Лиза захлопала в ладоши:
— Браво, маэстро! Чудесная «Соль минор», — искренне восхитилась она. Орловский всё ещё сидя за роялем, повернулся к ней.
— Любите Рахманинова? — Серые глаза профессора блеснули любопытством. Лиза улыбнулась.
— А кто его не любит?
На это профессор хмыкнул.
— Я вас должно быть удивлю, Лизонька, но и такие найдутся.
Лиза по-девичьи захихикала, а потом рассмеялась в голос. Орловский не понял причину веселья. Он обеспокоенно поинтересовался:
— Вы при падении головушкой своей светлой о брусчатку часом не ударились?
Смех стих. Лиза отмахнулась.
— Да ну вас, Дмитрий Константинович. Вспомнилась моя преподавательница музыки. Как представила её лицо, услышь Катерина Васильевна ваши слова… Она фотографию Рахманинова в кошельке носила, а дома его портрет висел в рамочке над фортепьяно.
На лице Лизы появилось мечтательное выражение. Орловский понимающе улыбнулся и решил пересесть на диван. Ему уже вечер не казался столь печальным. Лизу, оказавшуюся так близко к профессору, бросило в жар. Пальцы затеребили использованную, уже высохшую, салфетку.
— Сильно болит? — кивком указал на раненое колено Орловский. Лиза инстинктивно прикрыла ладонью пластырь.
— Уже нет… спасибо. И за помощь, и за «Соль минор». Как вы её сыграли, даже без нот, — Лиза с опаской поглядела на профессора. Но Орловский лишь смутился, не расценив похвалу как лесть, к счастью Лизы.
— Я по сути только её и помню, — пожал плечами профессор. Окинув взволнованным взглядом преподавательницу, он предложил:
— Чаю? У меня правда не с чем его пить, если только вы не желаете лимон. Кажется, где-то запрятана коробка конфе-ет, — задумчиво протянул Орловский, поглаживая выбритый подбородок. Лиза заколебалась. С одной стороны, выпить чай с Орловским не такая уж и плохая идея, с другой, она страшилась натворить глупостей и сломать их хрупкую дружбу. Лиза уже было согласилась, как из брошенной на пол сумочки раздалась настойчивая трель мобильного телефона.
— Ответите? — выдернул Лизу из раздумий голос профессора.
— А?.. Чай? Буду, — невпопад ответила она. Орловский вздохнул и дотянулся до заливавшейся новогодней песней сумки. Лизе пришлось достать сотовый. На экране высветилось имя настойчивого абонента: «Балашов Антон 4101-ф». Лиза прикрыла глаза, проговорив про себя излюбленное ругательство.
— Слушаю, Антон, — тоном царицы льдов обратилась к студенту преподавательница.
— Не вижу вас на балу, Лизавета Павловна. Орловский, кстати, тоже не явился. Вы на кафедре ещё? — как ни в чём не бывало весело спросил Балашов. Посчитав в уме до трёх, Лиза спокойно сказала:
— Антон, меня на балу не будет, Дмитрия Константиновича тоже. Отдыхайте без нас.
На том конце провода звучала музыка, слышался смех.
— Почему? — Балашов не собирался сдаваться.
— Мне сейчас не до танцев, да и упала к тому же. Встретимся на занятиях после Нового Года, — Лиза хотело было отключиться, но вмешался Орловский, крикнувший с кухни, куда он тактично удалился:
— Вам всё-таки с лимоном или без? — О том по какой собственно причине он вышел, профессор успел позабыть.
Балашов, узнавший характерный тембр, настороженно спросил:
— Вы с Орловским?
Терпение Лизы иссякло.
— Антон! Это не имеет к вам никакого отношения, всего доброго!
Звонок был сброшен, Лиза медленно выдохнула, откидываясь на диване. Теперь у неё помимо колена, болела и голова.
— Всё в порядке? — поинтересовался Орловский, заглядывая в комнату. Лиза рассеянно произнесла:
— Мне с лимоном, пожалуйста.
Профессор не стал вдаваться в подробности, удовлетворившись полученным ответом на свой первый вопрос.
Глава 3. Незваный гость
Кухня профессора когда-то была большой. Но похоже со временем, вещи в ней накапливались, уменьшая этим пространство. Лиза и Орловский сидели за круглым столом из дерева, и его поцарапанная столешница ломилась от нагруженных на неё предметов. Хрустальная вазочка с засохшим (пыльным) печеньем, водружённая на стопку пожелтевших газет. Заварочный чайник со сколом на носике, орфографический словарь. Биография какого-то музыканта. Чашки ютились почти на самом краю. Они были из разных сервизов и Лизе досталась из тонкого фарфора с росписью розами. На ней тоже был скол. Орловский же пил чай из тёмной чашки с узором из белых разводов, которые пересекали еле заметные трещинки.
Тишина, воцарившаяся на кухне, прерывалась шумными глотками чая профессора. Коробка конфет, кем-то подаренная, так и не нашлась.
Орловский первым нарушил неловкое молчание:
— А Балашов что хотел-то от вас, позвольте узнать?
Лиза выразительно повела глазами, затем фыркнула и скрестила руки на груди. Стеснение отходило на второй план.
— Подслушивали? — не то утвердительно, не то вопросительно произнесла преподавательница. Орловский театрально ахнул:
— Ах, ну что вы, милая моя Лизонька. Вы так громко кричали фамилию бедного студента… И соседи за стеной услышали бы, будь они дома.