12 ступенек на эшафот
Шрифт:
…В 17.00 я явился в рейхсканцелярию и сразу же был препровожден в рабочий кабинет Адольфа Гитлера. До сих пор между нами состоялся только один короткий разговор в присутствии фон Нейрата и фон Фрича непосредственно после ремилитаризации Рейнской области. Кроме этого, я дважды сопровождал Бломберга на вечерних докладах в штаб—квартире фюрера, а в 1936 г. присутствовал на заседании правительственного кабинета по поводу реформы уголовного права и на обсуждении финансирования вооружений вместе с президентом имперского Рейхсбанка и министром экономики Ялмаром Шахтом. На всех этих совещаниях я даже рта не раскрыл — сидел за широкой спиной Бломберга и составлял беглый конспект выступлений. Моя фамилия была знакома Адольфу Гитлеру по донесениям и маневрам 1935 г., когда я командовал дивизией.
Адъютант Гитлера оберст Хоссбах ревностно следил за тем, чтобы никто не мог попасть к фюреру,
Могу засвидетельствовать, что «дело Бломберга» потрясло Гитлера до глубины души, но не было и речи о каком—либо «нервном срыве», как утверждал один из главных свидетелей обвинения на Нюрнбергском процессе, бывший дипломат Ханс Бернд Гизевиус. Фюрер всегда говорил о том глубоком уважении, которое испытывал к фельдмаршалу, и о том оскорблении и злоупотреблении доверием, которому подвергся со стороны фон Бломберга в качестве свидетеля на его свадьбе. Гитлер спросил меня, принял бы офицерский корпус эту невероятную женитьбу, слухи о которой все же распространились, несмотря на принятые меры. Я ответил отрицательно. Но мне было известно и другое: Бломберга в войсках не любили, и вряд ли кто—то пролил хотя бы одну—единственную слезинку в связи с его отставкой. Об этом я говорить не стал. Он (Гитлер) предложил Бломбергу покинуть Германию на год и отправиться в кругосветное путешествие. Бломберг с видимым облегчением согласился и отправился в изгнание. Сейчас фюрер хотел бы проконсультироваться со мной по поводу будущего преемника военного министра.
Первым я назвал Геринга и объяснил мотивы своего выбора. Гитлер немедленно возразил — об этом не может быть и речи, поскольку тот и так отвечает за «четырехлетний план», на нем люфтваффе — и лучшего командующего ему не найти. Кроме того, он назначил Геринга официальным преемником в случае своей смерти. Следующим я предложил Фрича. Гитлер молча подошел к письменному столу и протянул мне рапорт с требованием санкции на возбуждение уголовного дела против Фрича по статье 175 имперского уголовного кодекса, подписанный министром юстиции Францем фон Гюртнером. Гитлер сказал, что этот документ давно уже лежит на его рабочем столе, но он не дает ему хода, поскольку продолжает испытывать определенные сомнения на этот счет. В настоящий момент, когда вопрос о преемнике министра не терпит отлагательства, он не имеет морального права прикрывать генерала. Пусть все сомнения разрешит суд. Гюртнер и Геринг придерживаются такого же мнения.
Я потерял дар речи, просмотрев документ Гюртнера: с одной стороны, я отказывался допускать, что это результат преступной небрежности министерства юстиции или же прямого подлога со стороны дознавателей, с другой стороны, я не мог поверить ни одному прочитанному слову. Я предположил, что это какая—то ошибка или злостная клевета, потому что слишком хорошо знаю Фрича и категорически исключаю саму возможность совершения генералом инкриминируемых ему преступлений. Гитлер взял с меня слово молчать об услышанном, пообещал побеседовать с Фричем с глазу на глаз и попытаться составить собственное впечатление о происходящем. «Жизнь покажет…» — сказал фюрер.
Подходящей кандидатурой на пост рейхсминистра был, на мой взгляд, генерал—оберст Герд фон Рундштедт. Гитлер произнес длинную тираду, из которой следовало, что он без колебаний согласился бы с этим назначением, несмотря на прохладное отношение генерала к национал—социализму, но Рундштедт стар. Будь он на 5–10 лет моложе, вопрос решился бы ко взаимному удовлетворению… Тогда я предложил назначить на этот пост фон Браухича.
Гитлер промолчал и неожиданно спросил: «А почему вы не называете фон Рейхенау?» Я не колебался ни секунды: «Не основателен, не прилежен, ко всякой бочке затычка, поверхностен, не популярен в войсках. Солдат, реализующий себя не в сугубо военной сфере, а лезущий в политику…» Гитлер согласился с моим последним утверждением, а в остальном посчитал характеристики излишне резкими. Тем не менее я вернулся к кандидатуре фон Браухича: «Браухич — профессиональный солдат. Прекрасный организатор, командир и воспитатель. Армия его боготворит». Гитлер сказал, что побеседует с Браухичем, но прежде встретится с Фричем. Завтра во второй половине дня он снова вызовет меня в рейхсканцелярию — осталось решить ряд связанных с отставкой фон Бломберга технических вопросов.
Когда на следующий день я вошел в рабочий кабинет, то застал фюрера в состоянии крайнего возбуждения. Он рассказал мне, что встречался с Фричем, который, естественно, все отрицал, но делал это с бегающими глазами, нервозно и неубедительно. Один из соучастников его преступлений, некий уголовник—гомосексуалист, специально вывезенный из тюрьмы на опознание, из поставленной у входа в рейхсканцелярию полицейской машины со всей определенностью узнал во входившем в здание офицере одного из непременных участников диких
В следующий раз, когда я был у Гитлера и пытался уговорить его назначить верховным главнокомандующим вооруженными силами Германа Геринга, поскольку действительно не видел лучшей кандидатуры на этот пост, фюрер жестом остановил меня и неожиданно произнес:
«Я долго размышлял и все же решил принять верховное главнокомандование. Вы останетесь моим начальником штаба. В сложившейся ситуации вы не можете и не должны бросить меня и армию на произвол судьбы. Если бы я не считал вас незаменимым на этом посту, то прямо сейчас назначил бы верховным главнокомандующим сухопутными войсками, но ваше истинное призвание и судьба — ваша сегодняшняя должность…»
Я с благодарностью выслушал эти слова и без колебаний согласился.
Вечером я заглянул к генералу Фричу, чтобы по—товарищески поддержать его и помочь, если это будет в моих силах. Фрич был внешне спокоен, но чувствовалось, что он потрясен бесстыдной инсинуацией. Он показал мне беловой вариант прошения об отставке с требованием о назначении военно—судебного расследования. Я поддержал его намерения, поскольку не видел иного пути восстановления незапятнанной репутации боевого офицера. Любые иные действия, кроме обращения в суд военного трибунала, можно было бы толковать только как молчаливое признание вины. Вначале Гитлер категорически отказал, но по здравом размышлении согласился с моими доводами и назначил расследование.
Под председательством Геринга трибунал в составе трех командующих тремя составными частями вермахта и двух профессиональных военных юристов приступил к рассмотрению дела. Гитлер еще не подписал прошения об отставке, но при самом благоприятном исходе судебного разбирательства Фрич вряд ли вернулся бы на прежнюю должность. Кампания по дискредитации генерала началась давно. На мой взгляд, о фальсификации «дела Фрича» лучше всего говорил тот факт, что, как нельзя кстати, поспел отложенный в долгий ящик рапорт министра Гюртнера, судя по всему, составленный в гестапо. Тем, кто препятствовал выдвижению генерала Фрича на пост военного министра, требовалось дискредитировать его подозрением в совершении уголовного преступления. Надо сказать, они вполне преуспели на этом поприще…
Через несколько дней фюрер вызвал начальника генштаба генерала Бека, главнокомандующего кригсмарине гросс—адмирала Эриха Редера и генерала фон Рундштедта для обсуждения вопроса о преемнике фон Фрича. Все это время я дневал и ночевал в рабочем кабинете Гитлера. Я чувствовал, что он по—прежнему вынашивает идею назначения Рейхенау, но непоколебимо стоял на своем и всячески торопил его с принятием окончательного решения. Фон Браухич двое суток не отходил от телефонного аппарата в номере гостиницы в ожидании звонка из рейхсканцелярии. Наконец фюрер призвал его. Я вызвал фон Браухича из Лейпцига, где он занимался формированием танковой группы, [52] что окончательно вывело из равновесия генерала Бека, ошибочно посчитавшего себя исполняющим обязанности главнокомандующего сухопутной армией и обвинившего меня в «самоуправстве». Фон Рундштедт всеми силами пытался уладить разгоравшийся скандал. Втроем они приступили к бесконечному обсуждению достоинств и недостатков тех или иных кандидатов. Браухич не скрывал своих взглядов. В армии прекрасно знали его отношение к национал—социалистической идее, церкви, кадровой политике и т. д. 4 января 1938 г., после трех длительных совещаний, Адольф Гитлер встал из—за стола, подошел к Браухичу, крепко пожал ему руку и поздравил с новым назначением. Одновременно это означало безоговорочную отставку фон Фрича, хотя я имел в виду, что до вхождения в курс дела фон Браухич какое—то время будет исполнять обязанности его заместителя.
52
Подразумевается 4 группа армий.