12 тайн
Шрифт:
– Тут нечем любоваться, – сказала Кэтрин, и в ее голосе прозвучал горький упрек мужу.
Повинуясь взмаху ее руки, два официанта быстро усадили Джейка в угол бархатного дивана цвета бургундского.
– Крепкий черный кофе и стакан воды, – продолжала раздавать указания Кэтрин, пока прислуга торопливо подметала осколки. – А потом – что-нибудь съестное. Ничего особо сытного. Пожалуй, лучше всего – пару тостов.
Она взяла под руку старшего официанта и заговорила с ним так тихо, что слышно было только стоявшей к ним ближе всех Холли.
– Дайте ему кофе, отведите вниз, в кухню,
– Мне так жаль, – сказала Холли. – Я чувствую себя просто ужасно. Вы столько усилий вложили в этот прием, а мы вот чем вам отплатили.
– Не переживай, – ответила Кэтрин. – Мы же знаем, что на самом деле все это затеяно ради Фрэнсиса. А для него это просто дополнительное удовольствие.
Холли изумленно повернулась к Кэтрин.
– Каждый из них получает извращенное наслаждение от провалов другого, – сказала она, взяв Холли под руку и уводя из гостиной. – Так было всегда. Джейк не рассказывал тебе о том дне, когда ему исполнилось двенадцать?
Холли покачала головой.
– Лет примерно в одиннадцать Джейк увлекся баскетболом. Фрэнсис поехал по делам в Манхэттен, и мы с Джейком присоединились к нему на пару дней, – говорила она, медленно спускаясь по винтовой лестнице, чтобы, миновав полный людей холл, оказаться у главного входа.
– Мы повели Джейка на стадион Мэдисон-сквер-гарден посмотреть игру «Нью-Йорк Никс». Это был счастливый вечер. Джейку все очень понравилось, и, когда мы вернулись домой, он стал мечтать о собственной баскетбольной корзине. Близился его день рождения, и я соорудила для него небольшую площадку в конце сада. Мы же ничего не делаем наполовину. На день рождения к нему пришли друзья, и отец разбил их на две команды: в одной капитаном был он сам, в другой – Джейк. У Джейка подобралась хорошая команда, и, несмотря на все старания Фрэнсиса, они выигрывали. Джейк был в восторге, но Фрэнсис, конечно, не мог этого стерпеть. Он стал агрессивнее и – я уверена, нечаянно – сбил Джейка с ног. В этом не было бы ничего особенного, если бы только при падении кольцо с печаткой Фрэнсиса не задело уголок глаза Джейка. Когда мальчик поднялся, вся левая сторона его лица была залита кровью. Он не дал мне обработать порез и до самого конца игры просидел на краю поля. Ему важно было, чтобы друзья видели, что натворил его отец.
Оставив позади шум вечеринки, Кэтрин провела невестку по подъездной дорожке к тонувшему в полумраке берегу пруда.
– Здесь нам никто не помешает, – сказала Кэтрин, когда они приблизились к покрытой свежим лаком скамье с бронзовой табличкой.
– Я хотела показать тебе это. Это скамейка Лили.
Холли прочла надпись, на которую раньше не обращала внимания.
Она дарила нам радость и смех.
– Вы никогда о ней не рассказывали… – Только теперь Холли заметила печаль, которую Кэтрин всегда тщательно скрывала.
– Потому что мы никогда о ней не говорим, – ответила Кэтрин. – Решили, что это причиняет слишком сильную боль. Хотя, возможно, говорить было бы правильнее. Она была для меня воплощением мечты. Моя собственная дочь. С Алисой у тебя наверняка так же.
– Не могу себе представить жизнь без нее.
– Вот и у меня так было. Я обожала каждое проведенное с ней мгновенье. Все эти мелочи: одевать ее по утрам, читать ее любимые книжки, купать в ванне, заворачивать в огромное полотенце. И Фрэнсис тут не отставал от меня: с Лили ему всегда было как-то проще, чем с Джейком.
– Можно спросить, что случилось? – сказала Холли.
Кэтрин посмотрела на пруд. На воде плясали отблески огней дома Ричардсонов.
– Был ноябрьский вечер. Один из тех сырых, туманных вечеров, когда невозможно согреться и лучше не выходить из дома. Но Лили любила гулять, бегать, шлепать по лужам. На ней были фиолетовые резиновые сапожки…
Она помедлила.
– Мы можем вернуться в дом, если хотите, – сказала Холли мягко.
– Нет, – проговорила Кэтрин, – я и так бываю здесь слишком редко.
И продолжила свой рассказ.
– Я задержалась в доме из-за какой-то ерунды: то ли морковку чистила, то ли что-то в этом роде. Лили вышла через ворота в конце сада. Было темно, но она нашла дорогу к пруду. Ей нравились утки. Она визжала от восторга, когда они подходили к ней. Мы с ней навещали их почти каждое утро. Она, как и Алиса, не боялась их, кормила из рук.
Листья, что лежали вокруг пруда, были мокрыми. Да еще этот толстый слой грязи… Я постоянно твердила, чтобы она не приближалась к воде, но она была такой любознательной. «Никогда не подходи к краю» – вот что я ей говорила. Она знала это правило, но, видимо, поскользнулась.
Кто-то увидел ее, вытащил из воды. Из клиники через дорогу прибежали доктора. Они сделали все, что могли, но было уже поздно…
Пока Кэтрин сидела, погруженная в свои трагические воспоминания, Холли боролась с желанием немедленно помчаться в дом, схватить Алису и никогда ее не отпускать.
– Я заложила те ворота кирпичами, – сказала Кэтрин, и больше женщины не проронили ни слова; тишину нарушал только отдаленный гул праздника.
Глава 49
Услышав шум в гостиной, мы с Уиллом выходим из кабинета Фрэнсиса и видим раздающую указания Кэтрин Ричардсон и растянувшегося на полу Джейка. Всюду валяются осколки, а в дальней части комнаты стоит Холли с помертвевшим лицом. Я было иду к ней, но тут свекровь берет ее под руку и уводит. Извинившись перед Уиллом, я отправляюсь на поиски Мадлен.
Я нахожу ее в небольшой нише у основания винтовой лестницы, где она беседует с Истом Мейлером. Увидев меня, он встает.
– Рад встрече, Бен, – говорит он, протягивая руку, а потом мы полуобнимаемся на мужской манер.
– Я тоже.
– Пойдем выпьем – приятно будет поболтать.
– Мне не хотелось бы прерывать твою беседу с Мадлен. У вас обоих такой заговорщицкий вид, – говорю я, глядя на свою начальницу.
– Вовсе нет, – отвечает она, шагнув из ниши в холл и кутаясь в длинный тренч.
– Мы с Мадлен вспоминаем прошлое. Когда я только начинал, а она работала в «Ричмонд Таймс», она писала о нас фантастические обзоры, – торопливо объясняет Ист.
– Уверен, что любой хороший ресторатор хочет иметь поддержку местной прессы, – говорю я.