15 лет и 5 минут нового года
Шрифт:
Значит, мне со стрижкой точно ужасно. Да я и сама вижу! Только ему не скажу…
— Просто. Не знаю. Мама меня убьёт.
— За меня или за волосы?
Мне хотелось плакать. Идиотка… Он ведь запомнил тебя именно по волосам. А сейчас ты действительно выглядишь крашеной дурой!
— Про тебя я не расскажу.
Рассказывать нечего. Рассказывать стыдно.
— Ну чего так убиваться? Жалеешь?
Что с тобой переспала? Нет… Про волосы — да. Безумно!
— Так вырастут. А я к тому времени научусь целоваться с девушкой с длинными волосами…
Дура Малина, какая же ты была глупая на пороге своего двадцатилетия! На какую-то долю секунды поверила, что станешь его девушкой по-настоящему. Единственной. А он же нарочно твоё имя не назвал. Девушек много и не все со стрижками ходят.
19. "Те же яйца, только в профиль"
Как же мне влетело тогда от матери… За волосы! Были бы чуть длиннее, непременно бы оттаскала за вихры! С бабушкой до этого обошлось без крика. Она тихо спросила:
— Он того стоит?
Как? Как она поняла, что это было сделано для него?
— А при чем тут он? — глупо выгораживала я дуру внутри себя. — Я просто… Просто поняла, что… Что могу так же подарить кому-то надежду… У меня же волосы такие солнечные…
Да, только ты была тогда мрачнее тучи. Ты не верила, что он приедет или даже просто позвонит. Бабушка лишь головой покачала, а мать — кулаками. И тогда, на третий день, который прошел без ответа, без привета от Игоря, у тебя уже не осталось для себя оправданий. Мать орала, как ненормальная. Хотя среагировала абсолютно нормально: даже мысли не допустила, что я сделала это для того, чтобы понравиться Игорю.
— Нельзя быть такой внушаемой! Нельзя! Пусть делает со своими волосами, что хочет. Но Малина… Это же все… Все, что в тебе было…
— В плане? Все? — выдохнула я в запотевший стакан с чаем.
— Все… Ты без волос самая обыкновенная.
Я смотрела на мать, чуть не плача.
— Давай, Линка, налысо! — дала мне сестренка словесный подзатыльник. — Снова станешь у нас необыкновенной. Только смотри, чтобы кришнаиты тебя за свою не приняли!
И заржала — а я на себя без слез смотреть не могла. Мама сложила на подстригавших меня теток все маты. Она бы, во-первых, малолетнюю дуру сумела б отговорить. А во-вторых, хотя б каре оставила, чтобы легче было отрастить обратно до нормальной длины, а теперь что?! Челку невидимками закалывать!
— Ежик, ежик ей стриги! — летала вокруг нас Светка, и я пожалела, что не пошла к матери в салон.
Дома мне реально голову промыли — в трех водах, и даже с марганцовкой мозги прополоскали!
Как же я ревела в те ночи, как ревела…
— Давай вернём моду на норковые шапки! — не унималась добрая сестренка. — Их можно и в помещении не снимать.
— Ей лисью надо… А это дорого, — не заткнула старшую дочь моя мать.
— Лучше кавказскую из овчины! Типа, натуральная химия! Можно длинную папаху, будет мокрая химия…
Мне хотелось Светку убить! И заодно Игоря, что влез в мою жизнь со своим париком. Снял походя с меня скальп! Победитель…
А вот бабушка глядела на меня с сочувствием.
— Ну, зимой все в шапках ходят, а весной, если все еще не будешь себе нравиться, бандану вашу нацепишь…
Ну да, бандану… Какими модными тогда бабульки все разом стали…
— Было у тебя с ним что-то? — спросила бабушка через пару дней.
Я кивнула: чего отрицать?!
— Даже не позвонил?
Я мотнула головой.
— Забудь его…
Если бы это было так легко…
— Волосы отрастут…
А память? Память кто сотрет?
— Что на день рождения хочешь? — задала бабушка вопрос, который теперь жег душу раскаленным железом.
— Я уже маме сказала — хочу плеер с дисками. Сама собиралась купить, но не собралась пока…
Собиралась заодно не плакать по Игорю и не сумела собраться…
— Малина, ни один мужик твоих слез не стоит, — говорила бабушка, сидя на краю моей кровати. — Тем более, когда плакать не о чем. Ничего ж не обещал… Ну было и было… Другой еще лучше окажется.
Если бы так просто было не думать о нем! Весь рабочий день в зеркалах я видела последствия запретного секса. Нужно было еще и снести украшения в ломбард, чтобы забыть. Но бабушка запретила. Сказала — дорогие они, надуют тебя. Она в товарах разбиралась профессионально. Да и серьги с советской этикеткой были, пожелтевшей, но с печатью качества. Пусть лежат на черный день, а потом даритель забудется, а классика вечна… Всегда в моде. Ты просто еще не доросла до такого, Малина.
Пятнадцать лет после этого волосы отращивала. А ума не вырастила. У Игоря его, правда, тоже больше не стало в отношении меня и своих подачек.
— Малина, это что такое? — ахнула мать, когда мы с Гошкой разгрузили такси. — У нас снова дефицит в стране? Ты чего жратву приволокла? Переезжаешь?
— Нет. Я случайно заказала…
— Случайно?
Мать буравила меня взглядом.
— Мам, ну если ты догадалась, зачем унижаешь меня расспросами?
Мать опиралась на дверной косяк. Стояла спиной к заваленному столу, на котором проводил ревизию продуктам ее младший внук.
— Если бы я поняла, то не спросила бы… Опять кого-то к себе подселила?
— Нет… Не селила, сам пришел. Сам ушел. Продукты остались. Мне с ними делать нечего! Съедите…
— Кто такой?
— Мам, те же яйца, только в профиль. Тебе знать не надо…
— И как давно?
— Мам, я не хочу говорить… Все, никого нет…
— А я тебе говорила, что ты светишься? Говорила?
— Мам! — я шарахнула ладонью по двери ванной, и та захлопнулась с громким щелчком. — Все, никого нет. Кроме собаки, у меня никого нет и никогда не было. Я пошла к Грете.
— С тобой, как в анекдоте. Даже чаю не попьешь! Ну вот что ты притащила все это нам? Соседям бы раздала, — мать уже голос повысила до крика. — Бомжам на помойку выставила! Да сама сожрала на крайняк! Вот чего ты мне нервы треплешь? В лицо одно говоришь, за спиной другое творишь.