15 лет и 5 минут нового года
Шрифт:
— Поговорить, например…
Издевается. Мы друг над другом издеваемся.
— Игорь, езжай домой. Я пойду собаку поглажу. Ей сейчас намного хуже, чем тебе.
— Она спит. А я вряд ли усну.
— Опять себя жалеешь? А как же я? Моя душа?
— Так я хочу помочь твоей душе…
Интересно как? Растопить черствый сухарь в молоке? А если она уже камень? А болит по-привычке, по памяти… И я обняла и поцеловала Игоря по памяти лет, прожитых с ним где-то рядом, и по привычке, выработанной его поцелуями. Но он не поцеловал в ответ, просто обнял.
— Я пойду?
— Иди.
— Ты
— Позвоню. Иди уже…
30. "Свои, блин…"
Осенью главным элементом женского гардероба становятся шарфы двух видов: для улицы и для дома. Для дома особенно полезны, когда гостей нет, но зато болит горло. Не знаю, где простудилась — скорее всего перенервничала с Игорем. Или за Грету испугалась. Нос пока не тек, и я все еще надеялась спастись одним из многочисленных подарков Знаменева, народными полосканиями и всенародной жаждой денег, чтобы к рабочим выходным стать абсолютно здоровой любой ценой. Купила в аптеке дорогущий препарат. Хотя нужно было покупать Арарат, мед и горячий чай. Но у меня в квартире болел ребенок о четырех ногах и одном хвосте, так что лечиться приходилось исключительно безалкогольными средствами. Конечно, в доме была настойка, но она ждала маму, а мама была последняя, кого ждала сейчас я.
— Ты себя угробишь, таская собаку! — орала она на меня в трубку. Позвонила специально на городской, чтобы убедиться, что я безвылазно сижу дома. — Мужика нет, что ли, помочь?
Так, снова интересуется не собакой, а личной жизнью дочери.
— Мама, я отказалась от его помощи. Еще вопросы будут?
— Будут. Почему?
В ответ тишина, которая маму не то что не устроила, а прямо-таки взбесила.
— Малина, ну почему ты ведешь себя, как малолетняя идиотка?!
— А что, взрослая идиотка обязана захомутать первого встречного?
— Нет, пустить себе в квартиру! Малина, ты как вообще живешь?
— Мам, чего тебя вдруг перестал устраивать мой образ жизни?
Тишина. Теперь в ответ от нее.
— Мама, я не сплю на первом свидании. Этого мало? А потом… О какой общности интересов может идти речь в сорок лет? Да и в тридцать? Сначала нужно убедиться, что он в постели еще что-то может… Да и вообще секс во главе угла в любых отношениях. Никакие высокие материи не спасут, если низкие будут уже висеть…
— Малина, ты с матерью говоришь. Забылась?
— Извини, что не говорила с тобой о таких вещах в двадцать лет. Поверь, ничего не изменилось с тех пор…
— О, да… Я прекрасно помню, зачем ты встречалась с тем Игорем.
— Поверь, ничего не изменилось… — повторила, еле сдерживая улыбку.
Хотя чего сдерживать — мы же на обычном телефоне висим, да и на мобильном никогда не использовали видео-звонок. Наверное, я просто боялась заржать. Может, это побочка от таблеток или неконтролируемая радость, что у собаки после мази стал меньше слезиться глаз, да и вообще Грета сама, пусть и медленно, через сутки после операции, поднялась по лестнице.
— Охотно верю, но не охотно это принимаю. Малина, ну почему ты не желаешь повзрослеть?
— А что, по-твоему, взрослость? Замуж? Дети?
— Почему бы и нет? Ответственность какая-никакая…
— А собака?
— Малина, ты понимаешь, о чем я… Понимаешь. Прекрасно понимаешь.
— Мам, тебе хочется похвастаться перед подружкой, что у твоей дочери тоже свой салон есть?
— Почему бы и нет? — мама выдержала паузу. — Но лучше уж хвастаться тем, что ты тоже удачно вышла замуж. Хоть у кого-то из моих дочерей может нормально сложиться жизнь? Ты — моя последняя надежда.
— Нас у тебя всего две. Мам, ну хватит уже нервничать. У меня все хорошо…
— Если бы…
— Это у тебя в голове. А у меня все хорошо. С Гретой все в порядке, мне больше ничего и не надо.
— Это у тебя, Малина, с головой все плохо. Вместе с собакой.
Поговорили… Ну как всегда. С мамой нужно, по Высоцкому, молчать: а что молчит — так это он от волненья, от осознанья, так сказать, и просветленья…
Боже мой, боже мой… Я посмотрела на Грету — как принцесса в прозрачном воротнике, а в профиль прямо космонавт. Вчера весь день учились накрывать миску колпаком, чтобы попасть в неё мордой. Покормить можно и с руки, а потом протереть пластик влажной салфеткой, но пить из бутылочки мы не умеем.
А я так и не ела ничего толком после того обеда в ресторане. Позвонить, пригласить на ужин? Захочет, сорвётся? Захочет? Вот и проверим, есть ли у него кто-то, чтобы провести вместе вечер пятницы. Завтра на работу, так мне же не пить, мне поесть надо. А он пусть — ему не за руль.
— Игорь, как насчет поужинать? — сказала без здрасьте.
Это же мобильник!
— Ты приготовила?
— Нет, я приглашаю. Уже могу оставить Грету на пару часиков без проблем. Ей главное лекарство дать, антибиотик. Обезболивающее с утра уже не давала, а то она совсем сонная тетеря. Так что?
— Приеду к восьми. Не поздно?
— Часики не тикают. Кукушка сдохла. Жду.
А чего я ждала от последних дней осени?
Про лето песня давно допета, и с нею лето кануло в лету, и нынче аккорды осени сливаются в один тоскливый с проседью ноктюрн. За окном серая тоска злобной теткою воет не в такт сердцу. Главное, не вторить ей носом. Если я заболею, Игорь же не пойдёт за меня на мою работу. Он даже налысо не побреет. Главное, сам побриться чтобы не забыл.
До-ре-ми… Это такая трель приветственная на домофоне.
— С собакой погулять? — услышала вместо «это я» в ответ на «кто там?» — Одень ее, я схожу…
Боже, доказывает, каким замечательным отцом будет? Если что… А что?
Ну да ладно! Пристегнула собаку, поправила воротник, который до снятия швов снимать нельзя, и открыла дверь для папочки.
— Ты чего ещё не одета? Ужинаем дома, что ли?
— А я при параде должна быть? Главное, что мне тепло, — я поправила на шее шарф. — У меня, кажется, простуда.
— Говори прямо, секса не будет. Давай поводок! — и он сам его забрал. — Не хочешь никуда, давай закажем домой. Идет?