15 ножевых. Афган

Вязовский Алексей

– Только кур резать, – буркнул он. – Я и на стрельбище через раз ездил, всегда косил. Кто ж знал…

Мы подползли совсем близко, метров десять оставалось, когда осел вдруг взревел очень громко, а потом протяжно заикал, жалобно и тоскливо. Особенно гадко это было слышать в пропахшем кровью и дерьмом месте.

– Да замолкни ты! – крикнул Тихонов и, прицелившись, выстрелил животине в голову.

И сразу стало легче. Я совершенно неграмотно поднялся, подошел к лежащему ничком впереди всех телу и осторожно пнул его ногой. И вдруг этот организм, только что неподвижно показывающий небу серый халат, или как там эта одежка у них называется,

перекатился на бок, и как в замедленной съемке я увидел поднимающуюся руку с пистолетом. Вдруг вспомнился Витя Мельник, шипящий мне в ухо: «Пан, не стой!», когда я сомневался, лупить ли Ампулу. И будто кто-то поднял автомат моими руками и выстрелил в лицо этому хрену. Хорошо всё-таки, что флажок у меня так и остался на одиночных, иначе я бы сейчас высадил весь магазин в него.

И снова будто не я ходил и стрелял в лица, виски и затылки. Задержался только возле несчастной лошадки. В отличие от осла, она не кричала, а только жалобно смотрела и подергивала передней ногой. Шальной пулей ей пробило грудь, и рана пузырилась красной пеной. Долго примерялся и, закрыв глаза, выстрелил ей в ухо. Шагнул дальше, но Тихонов схватил меня за руку.

– Стойте, тащ лейтенант! Всё! – крикнул он и дернул меня за рукав раз, а потом второй.

– Да? – я посмотрел на него, и тут желудок подпрыгнул, да так, что я упал на колени, и меня вывернуло практически наизнанку. Сначала той скудной пищей, что бултыхалась в моем брюхе, а потом противной смесью желчи и желудочного сока.

Глава 4

Всего ушло трое, причем, судя по каплям крови, как минимум один из них был ранен. На поле боя осталось шестнадцать человеческих трупов, один осел и та самая лошаденка. Двух ишаков мы поймали – одного привела Дегтярева, а второго – Тихонов. Мы – слишком сильно сказано, потому что я сидел в стороне, пребывая в глубокой депрессии и холил чувство собственной вины. Сколько помню, считал себя гуманистом до мозга костей и превозносил выше всего ценность человеческой жизни, отстаивая мораторий на смертную казнь и прочие присущие докторам штучки. А тут всё это рухнуло в один миг. Все, отмораторил. Война прочно вошла в мою жизнь.

Я ведь даже не попытался возложить часть ответственности на Валеру, а просто ходил и пристреливал раненых. Человек пять, наверное, не считая того самого первого и бедной коняшки, существа, насквозь подневольного и ни в чем не виновного. Сейчас меня занимало самое начало этого поворота в моей натуре. Это случилось сегодня? Или когда сломалась рука Ампулы? Или в гостинице «Орёл», где я с наслаждением любовался ломающимися ключицами и челюстями? А, Панов? Может, когда ты продал ту сраную расписку вместе с потрохами ссыкливого партнера по картам бандюкам?

– Товарищ лейтенант, вас вызывает товарищ майор, – пискнул женский голос. Ага, Ким. Это она после моего негуманного похода по полю бойни так? Помнится, чуть раньше просто Андреем называла.

Я встал и поплелся к камню, возле которого лежали носилки с Арашевым.

– Тащ майор, лейтенант Панов…

– Доклад, – совершенно сухим и даже слегка недовольным голосом потребовал Арашев.

– Шестнадцать убитых, ушли трое, предположительно один из них ранен. Оружия разного всякого, пэзээрка эти проклятые! Среди трофеев два осла, так что завтра с утра скорость нашего движения…

– Это потом. Сейчас твоя задача – собрать трофеи, обеспечить личному составу условия для отдыха, распределить и выставить часового, – майор присмотрелся ко мне. – А не изображать из себя монашку, потерявшую девственность. Понятно? Сначала подчиненные, потом ты сам, если времени хватит. Нет у тебя сейчас такой роскоши, чтобы копаться в своих чувствах. Давай, Панов, работай, темнеет!

Сам почти никакой, бледный, а команды раздает – будь здоров.

– Так точно, все понятно, – я опустился перед Арашевым на колени, посмотрел ногу. Повязка держалась, но прилично так пропиталась кровью. Надо менять, а то бактерии там и так пир устроили, еще и дополнительно их кормить. Открытый перелом в полевых условиях – это считай ампутация. Когда мы еще майора доставим в госпиталь?

– Женя, за тобой перевязка, после давай заряжай автомат, охраняй нас, – команды начал раздавать уже я. – Тоня, Маша, вы со мной, собирать трофеи.

К нашему приходу Тихонов уже успел поймать и стреножить ослов, даже оттащить подальше трупы моджахедов. Так что медичкам блевать не пришлось. Так, взбледнули слегка, но и только. Собрали в кучу оружие, ящик с гранатами, пусковые установки к «Стреле». Духи оказались вооружены обычными калашами, скорее всего китайскими, а у одного даже старая английская винтовка Ли-Энфилд. Раритет!

– Тут рис, лепешки, – Женя Ким сунула нос в одну из сумок, испачканную кровью. – Если найдем мясо, я, наверное, смогу приготовить плов.

– Где мы тут тебе казан добудем? – я пощелкал затвором винтовки. Работает. Приложился. Эх, к ней бы еще оптический прицел… Наша огневая мощь сразу возрастет. Но тяжелая, зараза! – Ты, кстати, из корейцев? Фамилия специфическая.

– Из московских корейцев, – девушка поправила прядь над ухом, несмело улыбнулась. – Отец из корейского колхоза «Политотдел» Узбекской ССР. Там вырастили самую высокую в Союзе кукурузу – шесть метров – и Хрущев сказал: передовиков – взять на учебу в Тимирязевскую академию. В институте отец встретил маму. Ну и… Извини, я какую-то ерунду несу. Про кукурузу, Хрущева…

– Все нормально. Это от нервов. Так мама у тебя русская?

– Да. Я полукровка.

Я присмотрелся к Ким. От азиатов – только раскосые глаза. И черные, шелковистые волосы волной. Лоб высокий, кожа белая, чистая.

Я посмотрел в небо. Солнце уже садилось – только краешек диска был виден, ощутимо похолодало. Идти дальше или ночевать? Подошли Тихонов, Фурцева и Дегтярева. В два захода они перетащили к нам все оружие, духовские припасы.

Эх, сейчас бы, несмотря на усталость, подвесить носилки между ишаками да рвануть к дороге! Часа за три дошли бы, сто процентов! Да только вот проблема – электрики, сволочи, не обеспечили освещение по пути следования. И у духов ни одного прибора ночного видения не нашлось почему-то. Написать, что ли, претензию их командованию, чтобы на будущее обязательно как минимум один на отряд давали?

Не удастся нам сейчас даже километр пройти. Мы и днем спотыкались, а в темноте ноги все поломают. Придется здесь и ночевать. Есть ли опасность, что ушедшие вернутся отомстить? Как бы не так. У них на руках раненый, как минимум один. И эволюция так и не смогла вывести ни одного афганца, видящего в темноте. Это только в кино всякие рэмбы бегают ночью по горам и радуются жизни. Значит, поесть, согреться, и с восходом солнца – в путь.

Арашев молча лежал, закрыв глаза. Уснул, что ли? Я подошел поближе. Свежая повязка белела в сумерках. Надо побыстрее костер развести.