1612 год
Шрифт:
— Гневается наш царь-батюшка на Мстиславского. Велел нам от его имени попенять воеводам за роспуск воинства и строжайше запретить.
Пожарский покачал головой:
— Роптать дворяне начнут, ведь три месяца воюем. И все как-то бестолково. В поле самозванца разгромили, а Рыльск взять не смогли. Не узнаю я наших военачальников Мстиславского да Шуйских, уж больно робки стали. Стареют, что ли?
Дьяк хитро прищурился, снова протягивая ковшичек гостю:
— Не в старости дело.
— А в чем же тогда?
— Сомневаются бояре… не против ли законного наследника свои сабли подняли.
Пожарский аж поперхнулся:
— Так ведь доподлинно известно, что самозванец — беглый монах Гришка!
— Откуда тебе это известно? — снова испытующе прищурился Власьев.
— Как откуда? Из царских грамот, вестимо.
Афанасий сторожко прислушался, не ходит ли кто около шатра, потом перешел на жаркий шепот:
— Государь тайно послал в Путивль, где царевич обретается, трех монахов Чудова монастыря, что Отрепьева доподлинно знают…
— Ну и что?
— На днях монахи прислали письмо оттуда. Пишут, мол, показал им всепарадно царевич доподлинного Григория Отрепьева. Тот тайно сидел в Самборе, у Мнишека. А когда молва пошла, будто царевич и Гришка одно и то же лицо, царевич и велел доставить его в Путивль.
— Так ведь доподлинно известно, что царевич Угличский зарезался…
Афанасий покачал головой и снова шепнул, прямо в ухо:
— Сам Борис сомневается, понял? От страха совсем ума лишился. Мстиславскому в случае поимки царевича дочь Ксению в жены пообещал и еще додумался — самых своих лютых недругов, Шуйских да Голицыных, вместо того чтобы глаз с них не спускать, отослал из Москвы к войску. Ведь здесь, вдали от Сеньки Годунова, им легче договориться. И дворец свой без охраны оставил. Сначала телохранителей-немцев сюда прислал, а сейчас последних дворцовых слуг лишился: под Кромы послал отряд Федьки Шереметева из своих охотников, псарей, сенных, подключников, чарошников, сытников, трубников. Без самых верных ему людей остался.
— Под Кромы? — переспросил Пожарский. — Почему?
— Потому что Кромы — ключевой город. Его царевичу не миновать, коль на Москву пойдет. Мы привезли приказ Мстиславского — со всеми полками идти тоже туда, да бояре спорят. Видать, не хотят новой встречи с царевичем.
— Неужто измена? — жарко воскликнул Пожарский. Дьяк испуганно закрыл ему рот пухлой ладошкой и снова жарко зашептал в ухо:
— А если это законный наследник?
— Но Бориса всем Земским собором избирали…
— Собор — видимость одна. Все знают, что Бориса царем сделали патриарх Иов да сестрица его, жена покойного Федора. Боярская дума была вся против. Думаешь, бояре это забыли? Вот сейчас они и юлят, смотрят, на чью сторону переметнуться, а некоторые уже присягу царевичу дали. Он еще не на престоле, а уже чины придворные раздает. Кстати, и «дружок» твой, Бориска Лыков, уже у него при дворе.
— Как так? — изумился Дмитрий. — Он же был воеводой в Белгороде?
— Был, да сплыл, — рассмеялся Власьев. — Говорят, повязали его стрельцы дворовые да прямиком в Путивль и доставили. А может, и сам перебег.
— Иудина душа, — убежденно сказал Пожарский. — А мне бояре не захотели выдать его голову за матушку. Ох, встретиться бы мне с ним в открытом поле!
…3 февраля [43] ночью старец Филарет старца Иринарха бранил, с посохом к нему прискакивал, из кельи его выслал вон и в келью ему к себе ходить никуда не велел; а живет старец Филарет не по монастырскому чину… смеется неведомо чему… и говорит им: «Увидите, каков я вперед буду!»
…Если ограда около монастыря худа, то ты велел бы ограду поделать… и между кельями двери заделать… а незнакомых людей ты бы к себе не пускал, и нигде бы старец Филарет с прихожими людьми не сходился.
43
По старому стилю.
…Кромы оказались еще более крепким орешком, чем Рыльск. Здесь в осаде сидел знаменитый атаман Андрей Корела с верными ему донцами. В Кромы своего самого надежного и верного соратника направил царевич еще до Добрыничского сражения, преследуя далеко идущие цели: ведь через эту небольшую крепость с бревенчатыми стенами лежал путь через Орел и Тулу к вожделенному московскому престолу.
Федор Шереметев с многотысячным отрядом придворного воинства потерпел позорное поражение от шести сотен казаков. Что и говорить — псари да виночерпии были приближены к царю отнюдь не за успехи в бранном деле. Во время ночных вылазок казаков они мгновенно впадали в панику и бежали без оглядки, так что наутро воеводе нелегко было вновь собрать свое воинство. Не помогала и мощная артиллерия, в том числе и знаменитая пушка «Лев Слободской», присланная из Москвы. Как только начиналась канонада, казаки быстро скрывались в глубоких подземных ходах, поэтому огромные ядра не достигали цели. Но стоило царским воинам вновь пойти на приступ, как казаки, забравшись на стены, открывали меткий прицельный огонь, усеивая подступы к крепости трупами противника. Взгромоздясь на стены, казаки выкрикивали вслед отступавшим обидные ругательства. А порой на валу показывались и пьяные бабенки, спутницы казаков, с бесстыдно задранными подолами.
Пока огромное войско Мстиславского медленно двигалось к Кромам, сюда на помощь Шереметеву был направлен передовой отряд стольника Василия Бутурлина, составленный из лучших сотен всех полков. Вошел в отряд со своей сотней и Дмитрий Пожарский.
Нашли они Федора Шереметева в полном унынии:
— Я потерял уже из-за этих проклятых казаков больше половины своих воинов! Штурм бесполезен.
Объехав крепость со всех сторон, Пожарский с Бутурлиным убедились в правоте его слов. Она находилась на высоком крутом холме в излучине реки, и все подступы к ней легко простреливались. Внимательно осмотрев высокие стены из толстенных дубовых бревен, Дмитрий спросил Шереметева:
— Зажигательные снаряды пускали?
— Пускали, да только без толку. За бревнами насыпан той же высоты земляной вал, снаряды попадают в него и гаснут.
— Стены надо сжечь, — твердо сказал Дмитрий. — Без этого штурм нечего и затевать.
— А как поджечь-то? — спросил Бутурлин.
— Надо тайно собрать хворост, ночью подобраться к крепости со всех сторон и в одночасье поджечь. А чтоб казаки не сумели потушить — открыть огонь со всех сторон.
— Дело говоришь, князь! — одобрил Бутурлин и скомандовал остальным командирам: — Выкликайте охотников на лихое дело по всем сотням. Расставить побольше шалашей, чтоб не погасли, складывать в них хворост.
— Тем, кто будет заготовлять хворост в лесу, надо сразу сделать и волокушу, — добавил Пожарский. — Шалаши тут же ставить на волокуши, и как они наполнятся, ночью запряжем коней — и быстро к стенам.
В течение недели все было подготовлено, и по команде Бутурлина, вскоре после отражения очередной ночной вылазки казаков, шалаши на огромных полозьях были вплотную подтащены к стенам. Для дружного огня не пожалели и пороху, которым обильно усыпали хворост. Мгновенно вся крепость оказалась в огненном кольце. Отдельные попытки растерявшихся казаков залить костры водой были подавлены дружными залпами тяжелых пушек. Артиллеристам было легко вести прицельный огонь по загоревшейся крепости.