1612. «Вставайте, люди Русские!»
Шрифт:
С берега, крича и размахивая руками, мчались в это время несколько человек стрельцов, охрана Пожарского, беспечно отставшая от князя, которому захотелось побыть наедине со своими мыслями. Каждый наверняка представлял себе, что учинит им Минин, когда узнает о случившемся. Хотя случившееся могло быть и куда хуже.
Глава 3. Его светлость
— Так что, Дмитрий Михайлович, подосланные оне! — спустя несколько минут доложил князю стрелецкий сотник Кондратий Семага. — Из Твери прискакали, паскуды, от пана Ходкевича, коему твоя милость покоя не дает. Золота отвалил этим
— Не дозволяю! Допросите про войско Ходкевича, что в Твери стоит. Все, что знают. А после повесить. И никаких чтоб колов.
Пожарский сидел на мостках, свесив вниз босые ноги, и старательно вытряхивал воду из своих нарядных сапог: она попала туда во время схватки князя с одним из казаков.
— А где Михаил-то? — спросил он. — И друг его где? Не будь их, я бы от этих подосланных не отбился.
— Сейчас придет Михайло! — вместо Семаги, поспешившего исполнить княжий приказ, ответил другой стрелец.
— Они одеваться пошли: мол, нагишом драться пришлось, так хоть опосля драки в пристойный вид придти хотят.
— Здесь мы! — тотчас послышался позади Пожарского голос Смоленского воеводы. — Прости, Дмитрий Михайлович, что ушли, но уж очень иначе смешно выходило…
И Михаил, представив себе, как выглядел со стороны их с Хельмутом подвиг, невольно прыснул.
Князь поднялся и, не говоря ни слова, крепко обнял Шейна. Потом сказал, опустив глаза:
— Спасибо, воевода! Я перед тобою в долгу, да и вину несу немалую: имя твое законное тебе вернуть не могу! Но, как Бог свят: едва только Москву от ляхов освободим, я Думу соберу и родню твою бесстыжую призову к ответу.
— Разве мне это надобно? — Михаил ответил на объятия князя не менее могучими объятиями. — Не затевай, княже, грызни боярской.
— Это — мое дело! — Пожарский наконец выпустил воеводу из крепкого кольца своих рук и отступил на шаг.
— А теперь дай мне и друга твоего обнять.
— Я давно хотел, чтобы ты узнал его, княже! — обрадовался Шейн. — Вот он. Во святом православном крещении раб Божий Даниил, но я его чаще прежним именем зову — Хельмут. Привык так. А за то, что он среди всех воинов, коих я видал, самый быстрый, его Шнеллем прозвали. По-германски.
Пожарский улыбнулся и повернулся к немцу, который тотчас склонился перед ним с самым почтительным видом.
— Я о тебе уж так много слыхал, Хельмут Шнелль, что и не случись сегодняшнего нападения, все равно захотел бы узнать тебя близко. Спасибо за подмогу! Давай обнимемся.
Хельмут не стал возражать. Однако князь, едва разжав объятия, вдруг пристально вгляделся в лицо молодого человека и изумленно ахнул:
— Матерь Божия! Быть того не может!
— Не может, милостивый князь! — немец улыбнулся странной смущенной улыбкой. — Вы обознались.
— Вряд ли. — Дмитрий Михайлович с трудом мог поверить себе, но уже не сомневался. — Действительно, тринадцать лет прошло, но ты так мало изменился… Правда, я был уверен, что ты убит.
— Убит! А вот он, — Шнелль кивнул в сторону Михаила, — казнен в Польше по приговору короля Сигизмунда. У нас с ним очень схожая судьба, князь. У него отняли имя ради имения и денег, а у меня, прежде всего, ради титула. Но я, как и он, не хочу быть Каином. Хотя, по правде сказать, Авелем тоже себя не чувствую. И если Михаилу Бог дал возможность, даже потеряв имя, не потерять чести и драться за свое Отечество, то я — всего лишь наемник. Поэтому сделайте милость, признайте, что обознались.
— Признаю. — задумчиво проговорил Пожарский. — Хотя то, что ты, великий воин, не знавший страха, отказался мстить за себя, говорит о многом. Уж чего-чего, а чести ты не утратил, твоя светлость!
— Светлость? — немного растерянно переспросил Михаил. Невероятное почтение, с которым князь Пожарский обращался к его другу, поразило Шейна. Он и прежде был уверен в очень высоком происхождении Хельмута, однако это все равно было странно.
— Я никому не скажу, кто ты на самом деле, раз ты этого не хочешь, — продолжал, между тем, Пожарский.
— Но ведь Михаилу-то ты можешь это сказать. Хотя бы потому, что сам знаешь его настоящее имя.
— Пожалуй, княже, ты прав! — пожал плечами немец.
— Но тогда уж скажи сам.
Князь махнул рукою стрельцам:
— На берег ступайте. Не стойте над головой. Коня моего далеко не уводите: я сейчас обуюсь и с вами в город поеду. А ты, Михайло, помнишь ли, как я тебе рассказывал про посольство, что государь Борис Годунов к германцам отправлял?
— Как не помнить! И ты тогда встречался с моим другом?
— Не то, чтобы встречался. Просто видел его на учениях кавалерии и подумал, что больше никогда такого не увижу! То, как этот человек ездит верхом, владеет оружием, было невероятно. Про такое только в сказках сказывают, да и то ежели там какому-то царевичу-королевичу сила волшебная помогает. Потому-то я и лицо его запомнил на всю жизнь!
Михаил подмигнул Хельмуту, продолжавшему смущенно улыбаться:
— Ну, княже, это все и меня не раз поражало. Но зовут-то его как?
— А зовут его Хельмут Даниэль фон Штрайзель, его светлость герцог Баварский, двоюродный брат императора Священной Римской империи [48] . В Германии он был одним из самых богатых и знатных сеньоров. Теперь всем этим владеет его младший брат Фердинанд.
48
Священная Римская империя германской нации (962-1806 гг.) — средневековая империя, в которой господствующее положение занимала Германия (также состоявшая первоначально из нескольких зависимых от императора небольших государств). Империя включала в себя Италию, Чехию, Бургундию, Нидерланды и другие королевства, герцогства и земли. После внутригосударственной Тридцатилетней войны (1618–1648 гг.) власть императора сильно пошатнулась. Последний император Франц II отрекся от престола в ходе наполеоновских войн, в 1806 году.
— Ух, ты! — вырвалось у Михаила. — Ничего себе наемничек!
— Ну, давай, смейся! — безо всякой обиды воскликнул Хельмут. — Я знаю, как это глупо.
И добавил совсем тихо, с плохо скрытой горечью:
— Тем более теперь, когда знатное имя мне бы очень даже не помешало.
Вместо ответа воевода взял и крепко сжал руку товарища:
— Я не из тех, кто склоняет голову перед более знатными, но перед тобой я склоняюсь. Так и знай, твоя светлость!