1647 год. Королева Наташка.
Шрифт:
Так… Свежее сообщение. Сводка «Совинформбюро»? Мимо меня? Нет, это — по прямой линии. Пилоты получили приказ на выход из операции, в таких же точно запечатанных конвертах. Фриц о них не знал… Конверты вскрыли в воздухе, через два часа (только что!) после выброса десанта, на обратном пути. Посадки на Эзеле не предусмотрено. Всем бортам лететь на восток, по наикратчайшему пути. «Ради экономии топлива» Совсем странно звучит… Атака на крепость, выходит, планировалась, вообще без поддержки с воздуха? Это кто же такой план составил? Ага! Самолеты всё же должны забрать подкрепление. Но, не с Острова, а из лагерей за Енисеем. Угум. Два дня полета туда, два дня полета обратно,
Ого! Спецвыпуск «В последний час!». Десять минут назад Эзель потребовал вернуть на место планеры. А пять минут назад самолеты легли на обратный курс. По согласованию с Фрицем они вывалят на Розенберг всю наличную бомбовую нагрузку. «Чем можем — тем поможем!» Горючего до Сибири в этом случае у них не останется и придется садиться на дозаправку. Или у нас, или в Подмосковье. Ближе подходящих аэродромов нет. В Данию лететь — моветон… Фриц отозвался кратко — Danke (спасибо)… У меня тоже есть, кое для кого, пара слов…
Ух, сейчас сама на связь выйду! Что? Сначала — прослушать запись с поста звукового контроля? Зачем? Обязательно надо? А кого конкретно записывали? Полковника Сазонова? Папу? Мне теперь положено? Ой…
Поясняю. Когда я ушла, папочка и минуты в кровати не усидел. Сначала по телефону болтал, потом — на горшке дулся. Потом — сиделку на ночь требовал. Решил, что ему по должности положено. Наверное — спьяну. Или — коменданту позавидовал. Тому было действительно плохо. Короче, обоих, от греха, забрали в санчасть. Положили в одну двухместную палату интенсивной терапии. Думали и всё тут… Ха! Сначала, конечно, они охали каждый сам по себе. А там, слово за слово… Главное, после процедур оба слабые, как пар над горшком, подраться не сумели, но разругались — вдрызг. Техника, их беседу, прилежно записала… Здесь все публичные помещения слушают круглосуточно. Короче — стыдобушка… Инфа — выложена в открытый архив. Дежурный по связи счел беседу общественно значимой. Для острова — нормально. Тут у них не забалуешь. А нам? Мама! Вылезать из под одеяла мне расхотелось окончательно… Ужас кромешный, такие гадости слушать. А как вспомнила сигнал, что «документ поступил в общественное достояние» — захотелось прямо под этим одеялом и помереть. Чуть трубка из рук не выпала. Деваться некуда, лежала и слушала. Спасибо, никто меня не видел.
Если думать отстраненно, то любой скандал — это кладезь бесценной информации. В сердцах, сгоряча, люди ораторствуют откровенно и хлестко. Только успевай вслушиваться… Объективный контроль — штука во всех случаях замечательная. Слово не воробей. Вылетело и застыло, сигналом на магнитном слое, битами в чипах памяти… Только, оно ведь не просто так застряло, а превратилось в «ресурс, подлежащий анализу». Это больно.
— Зятя моего угробить задумали?! — папочка в своем репертуаре. Валит с больной головы на здоровую…
— У своих «черных полковников» интересуйся! — комендант в долгу не остается. Ой, кажется, я знаю, что за «группа планирования» сочиняла пресловутый план захвата Розенберга… Надо же, «черные полковники»…
— Самоуправством занимаетесь! — это он напрасно сказал. Поступи Фриц иначе — я бы уже вдовой стала…
— Пушечного мяса для вас здесь нет! — рычит комендант, — И не будет! Они — не сироты, они — наши дети!
— Развели анархию! — не уступает папа, — сегодня — приказы Штаба сами переписываете, а завтра что?
— Остров просил у Штаба консультации, а не план массового
— Правила для самих себя устанавливают только идиоты! — между тем разглагольствует папочка, — В смысле, такие, которых надо придерживаться неукоснительно и в любом случае. Сколь бы хороши они для себя самого ни были. Почему? Рано или поздно найдется тот, кто сыграет по ним лучше и ототрет тебя в сторону, — почти как я мыслит. Или… это я мыслю как он? — Поэтому, тот, кто хочет всегда быть в выигрыше, должен только навязывать правила другим, но не самому себе, — ого-го, откровенно! — Оттого, реальная элита, которая стремиться к власти и такая убогая хрень, как «один закон для всех» — физически несовместимы! Этого просто не бывает, никогда… — на что это родитель намекает?
— Переводя на русский язык, Советская власть вашу шайку больше не устраивает? — рубит его оппонент.
— В армии должно быть единоначалие! — оно-то так, но, кажется, папа увиливает от прямого ответа.
— С кем воюем? — почти спокойно осведомляется комендант, — Кто объявил войну? Кто нанимал солдат?
— Э-э-э… — впервые слышу заминку, — Это же самоуправство! Без приказа! Кто вам вообще позволил?!
— Что позволил? — ехидно интересуется уже не комендант Базы, а её ехидный завхоз, — ребята взрослые…
— Солдаты обязаны беспрекословно подчиняться командованию! — папа сел на своего любимого конька.
— В десант пошли только добровольцы, — парирует завхоз, — Совет Командиров поддержал проект, он же и утвердил координатора. А откуда ваш Штаб взял полномочия бесплатно распоряжаться чужими жизнями?
— Но, ведь армия… — папа осекается, — вы тут что, больше не подчиняетесь Ангарску? — хороший вопрос!
— Армия у нас — народная. Она подчиняется только Советской власти. Совет Командиров проголосовал за силовую акцию единогласно…
— На какие шиши?! — о, как верно замечено, «о чем бы люди не говорили — речь всегда идет о деньгах».
— У Эзеля бюджет бездефицитный, — мне чудится смешок, — Можем себе позволить. Соколов — согласен.
— А как же наш план? — какая важная проговорочка! «Наш план» — означает, что папа в курсе всей затеи?
— Накрылся медным тазом… — веско договаривает завхоз, опять превратившийся в коменданта, — Ясно?!
— Но ведь… — родитель пытается завершить начатую мысль. Голос у него, внезапно, сипнет, — Они же…